Последние отзывы

  53  

— Нет.

— Тебе безразлична жизнь и страдания ближнего?

— Твои — да.

— Ты животное.

— Да.

— Я думал, ты поможешь мне, Хем.

— Я с удовольствием застрелил бы тебя.

— Да?

— Нет. Это противозаконно.

— А я бы для тебя что угодно сделал.

— Да?

— Конечно, что угодно.

— Тогда не суйся в это кафе.

Я встал; подошел официант, и я расплатился.

— Можно проводить тебя до лесопилки, Хем?

— Нет.

— Ладно, поговорим в другой раз.

— Только не здесь.

— Очень хорошо, — сказал он. — Обещаю.

— Мне надо писать.

— И мне надо писать.

— Тебе не надо, раз не можешь. Что ты плачешь? Езжай домой. Устройся на работу. Удавись. Только не говори об этом. Писать ты никогда не сможешь.

— Почему ты так говоришь?

— А ты когда-нибудь слышишь, что сам говоришь?

— Я говорю о писательстве.

— Тогда замолчи.

— Ты просто бессердечный, — сказал он. — Все говорят, что ты жестокий, черствый и самодовольный. Я всегда тебя защищал. Больше не буду.

— Прекрасно.

— Как ты можешь так жестоко относиться к ближнему?

— Не знаю, — сказал я. — Слушай, если не можешь писать, научись писать критику.

— Думаешь, стоит?

— Отличный выход, — сказал я. — Тогда сможешь писать сколько захочется. И не будешь страдать, что у тебя не получается, что ты нем и безмолвен. Тебя будут читать и уважать.

— Думаешь, я могу стать хорошим критиком?

— Не знаю, насколько хорошим. Но критиком стать можешь. Всегда найдутся такие, кто поможет тебе, а ты поможешь своим.

— Каким своим?

— С которыми ты водишь компанию.

— А, им. У них уже есть свои критики.

— Тебе не обязательно быть литературным критиком. Можешь критиковать картины, спектакли, балет, фильмы…

— Ты меня увлек, Хем. Спасибо тебе. Это интересная работа. И творческая.

— Творчество, возможно, переоценивают. В конце концов, Бог сотворил мир всего за шесть дней, а седьмой отдыхал.

— И ведь ничто не мешает мне параллельно самому писать.

— Ничто на свете. Разве что установишь немыслимо высокие мерки своей критикой.

— Они будут высокими. Можешь не сомневаться.

— Не сомневаюсь.

Он уже был критик, поэтому я предложил ему выпить, и он согласился.

— Хем, — сказал он, и я понял, что он уже критик — они называют твое имя в начале предложения, а не в конце, — должен сказать тебе, что нахожу твои произведения несколько аскетичными.

— Жаль, — сказал я.

— Хем, в них не хватает дыхания, плоти.

— Обидно.

— Хем, они чересчур сухи, аскетичны, костлявы, жилисты.

Я виновато потрогал кроличью лапку в кармане.

— Попробую их немного раскормить.

— Учти, пышности мне тоже не нужно.

— Гарольд, — сказал я, стараясь говорить как критик, — я буду всячески ее избегать.

— Хорошо, что мы смотрим на это одинаково, — мужественно произнес он.

— Не забудешь, что не надо приходить сюда, когда я работаю?

— Ну конечно, Хем. Конечно. Теперь я подберу себе свое кафе.

— Ты очень любезен.

— Стараюсь, — сказал он.

Было бы интересно и поучительно, если бы молодой человек стал знаменитым критиком, но он им не стал, хотя какое-то время я очень на это надеялся.

*Другой вариант окончания

Я не думал, что он придет опять. «Клозери» было в стороне от его дорог, а возможно, он проходил мимо, видел меня за работой и заходил. Или заходил позвонить. Я бы не заметил его, когда писал. Несчастный дурак, думал я, но если бы я был вежлив с ним или хотя бы сдерживался, было бы хуже. Рано или поздно пришлось бы его ударить, наверное, но где-то в другом месте. Будь я неладен, если ударю его в моем кафе, а потом туда хлынет публика — посмотреть на место происшествия. Рано или поздно пришлось бы ударить, но осторожно — не сломать бы челюсть. Нет, черт, другого надо опасаться — не ударился бы головой о тротуар. Вот о чем всегда думаешь. Держаться от него подальше, подумал я. Хватит думать о мордобое. Ты нормально работал. Ничего плохого он тебе не сделал. Столкнешься с ним, а он к тебе привяжется, — скажи, чтобы отвалил. Ты и так с ним скверно обошелся. А как еще я мог?

Если тебе помешали писать в кафе — сам виноват; кафе для работы подходящее, никто из твоих знакомых туда не пойдет. Но «Клозери де Лила» было так удобно для работы, что ради этого стоило подвергнуться риску неожиданного вторжения. После работы надо чувствовать себя чистым, а не испачканным. Это ясно. И нельзя быть безжалостным. Это ясно. Но на самом деле важно только то, чтобы завтра утром у тебя хорошо пошло.

  53