Последние отзывы

  95  

— Угу, это мило! — поддерживает Кристиан.

— А остальные? — говорит Франсина.

— Люблю дебилов, — говорит Мерканти. — Прямо как дети, умирают с глазами, полными упрека.

Как я жалею, что это не тебе я разрядила пистолет в яйца!

— Надо всех укокошить! — вопит Кристиан. — Укокошить как следует, и тогда мы это продадим на видео и получим кучу денег.

— Деньги — это не единственная мотивация! — восклицает Франсина. — Мы стремимся достичь невиданного ранее уровня экспрессии!

— Уж в этом, — усмехается Мерканти, — доверьтесь мне. Вы слышите? — вдруг спрашивает он.

Тихие возгласы, легкие шаги. Узнаю резкий голос Клары.

— Вроде бы девушки вышли погулять! — продолжает Мерканти.

Звяканье металла. Звук удаляющихся шагов.

Я со страстной надеждой представляю себе, что обе молодые женщины спаслись, что они бегут по лесу, подальше от них, к свободе, к жизни.

Кристиан напевает «Радости любви». Мерканти возвращается со словами:

— Смотрите, что я нашел в игровой!

Слышу, как Эмили тоненьким голоском протестует, а Клара спрашивает, где Юго.

— Он улетел в небеса вместе с Магали, — шепчет Мартина. — Не расстраивайся, скоро ты их догонишь, дорогуша.

— Я тоже хочу на небо! — кричит Эмили. — Я первая!

— Ну, если тебе это доставит удовольствие, сокровище мое, — отвечает Мерканти. — А пока что будь умницей, хорошей девочкой, ангел мой, — добавляет он. — Да, ты будешь умницей…

И он продолжает тем же слащавым голосом, шорох сминаемой одежды, протесты Эмили, кудахтанье Клары.

— Вы считаете нормальным, что эта сучка Эмили выпендривается? — вдруг спрашивает он. — Разве глина может сопротивляться тому, чтобы ее лепили?

— Бог мой, если она тебе нужна, бери! Но только чтобы это не тянулось вечно! — ворчит Ян.

— Я тоже хочу! — требует Кристиан.

— Вы не могли бы уйти и заняться этим в сторонке? — натянутым тоном спрашивает Франсина.

— Ох, уж эти женщины! — шепчет Мерканти. — Филу, голубчик, пошли с нами. У тебя больше нет причин отказываться.

Он тянет его за собой. Слышу, как подошвы упирающегося Лорье царапают паркет.

— Давай шевелись!

— По-моему, это такое ребячество, — говорит мне Мартина, — вся эта плотская возня.

— Ах ты, сука! — вдруг орет Мерканти за стеной.

И почти сразу же раздаются вопли Эмили. Настоящие вопли, как в самых страшных кошмарах. Все более и более пронзительные. Я стараюсь не слушать. Я заталкиваю кулак в рот так глубоко, что почти задыхаюсь, и прикусываю его. Франсина покашливает. Летиция листает журнал. Теперь Эмили издает только протяжный, бесконечный стон, она стонет на одной ноте, как человек, дошедший до предела страданий.

Выстрел. Стон резко обрывается.

Мартина начинает напевать: «Все ближе к тебе, Господь мой, все ближе к тебе… ». Отчаянное желание наехать креслом ей на голову, раздавить ее.

— С плохим материалом хорошего результата не добиться, — замечает вернувшийся в комнату Ян. — Иди, придурок! Этот сукин сын попытался стукнуть Мерканти головой, тоже мне, герой, наш малыш-жандарм! — объясняет он нам.

Куртка Лорье задевает мою щеку, удар, он шатается, почти валится на меня, запах рвоты, потом мятный запах жвачки Яна, град ударов сыплется на Лорье, не издающего ни звука, его голова бьется о колесо моего кресла, сотрясая его, я слышу, как хрустят кости на его лице.

— Этот кретин потерял сознание! — ворчит наконец Ян, и теперь от него несет потом, кислым потом, словно безумие и жестокость обладают особым запахом.

— Где моя малышка Клара? — спрашивает Мартина.

— Тут, рядом, тянет за руку подружку, чтобы та поднялась! — ржет Кристиан.

— Ну, ладно, кончайте уже свои забавы! — приказывает Франсина. — Я считала, что мы здесь делаем нечто такое, что войдет в историю Искусства! Вы думаете, что изнасиловать и убить несчастную идиотку — это нечто значимое? Это субкультура дерьмовой провинции. Приведите лучше других главных персонажей, не стойте на месте! Группами по четыре человека, — добавляет она.

Насытившиеся мужчины послушно выходят. Мне впервые в жизни кажется, что я понимаю ощущения, которые должны были испытывать подопытные в медицинском блоке концлагеря.

Абсолютное бессилие и страх.

О! Боже мой, верни мне мои глаза, мои пальцы, дай мне оружие, только на секунду, на одну секундочку, и больше я никогда ничего не попрошу у тебя, клянусь!

Конечно, никто мне не отвечает. Разве кто-то когда-то отвечал на крики, испускаемые перед разверстой могилой, перед стеной, испещренной пулями, на пороге камеры пыток?

  95