Последние отзывы

  98  

— Леонар стоит прямо перед тобой, любовь моя, ты не промахнешься! — шепчет мне Мерканти, и теперь его кислое дыхание перебивает запах жевательной резинки. — Видела бы ты его, можно подумать — святой, готовый к мукам!

— Господь отторгает нерешительных! — убежденно произносит Мартина.

Я разжимаю пальцы, пистолет падает на пол.

Пощечина. Такая сильная, что теперь я слышу только какой-то резкий свист. Потом внезапно — голос Яна, кажущийся мне громовым:

— Мерканти, если она продолжит в том же духе, займешься милой Иветт. Спецкурс с массажем дрелью.

Меня снова хватают за руку, снова мои пальцы сжимают на металлической рукоятке. Мой указательный палец кладут на спусковой крючок. Этот указательный палец, который я столько времени разрабатывала. Не зная, что из орудия освобождения он может превратиться в орудие убийства. А если бы я это знала, интересно, я бы еще сильнее хотела жить?

У меня три возможности:

1) Выстрелить в сторону Яна. Что это изменит? Убью я его или не убью, это станет сигналом к страшной бойне.

2) Выстрелить в себя.

3) Нажать на курок. Это спасет Иветт? Не думаю.

Три, а не четыре возможности. Не думаю, что выстрел в Яна или в кого-то еще принесет пользу. Убить себя у меня не хватит мужества. А принять третий вариант я не в силах.

Полное отчаяние.

— Стреляйте же, Элиз. Леонар ждет. Ему не терпится воссоединиться со своим создателем, — ласково говорит мне Мартина.

Кто-то начинает петь. Контр-тенор. Гендель. «Lascia ch'io pianga».

— Настоящее чудо! — восклицает Мартина. — Господь вернул ему голос! О! Какой прекрасный из него выйдет ангел!

— Подождите, это надо снять! — говорит Летиция.

Жужжание камеры Жан-Клода.

Меня тошнит.

— «Смерть Леонара», единственный дубль! — объявляет Летиция.

Жюстина бормочет что-то на непонятном языке. Мадам Реймон без конца сморкается. У меня так дрожит рука, что я еле удерживаю пистолет. И меня тошнит.

— Что мне делать? Начинать со старухой? — нетерпеливо спрашивает Мерканти.

— Давай.

Иветт стонет. Настоящий, полный боли и испуга стон.

Я не знаю, что делает с ней этот мерзавец, но я знаю, что ей больно. Я не хочу слышать, как она стонет. У меня еще на слуху убийство Эмили. Я не МОГУ слушать это.

Гендель заполняет тишину, пахнущую кровью и ужасом. Голос с легкостью выводит мелодические линии, голос становится кристально чистым, как живая вода, как бьющий родник, как дыхание ангела.

Рвота подступает к горлу.

Верещание дрели.

Спазм, отрыжка, горячая и липкая жидкость стекает по подбородку, по рукам…

— А, чтоб тебя, сучку рвет! — вопит Кристиан. Вопль Иветт.

Настоящий вопль.

Вопль, вопль, вопль…

Мой палец нажимает на спуск.

Взрыв.

Голос запинается, захлебывается, умолкает.

Шум медленно падающего на пол тела.

— Прямо в яблочко! — восклицает Ян, похлопывая меня по плечу.

Прежде, чем я успеваю подумать о том, чтобы выстрелить еще и еще раз, во все стороны, оружие вырывают из моей руки. Нервная судорога пробегает по векам, по щекам, по груди, я чувствую, как меня захлестывает, сотрясает, как игрушку, волна ужаса, я задыхаюсь, я пытаюсь дышать, слизь в горле, помогите…

Я убила Леонара.

Моя рука обтирает рот, нос, я провожу рукавом по мокрым губам. Жуткий вкус. Жуткий холод внутри. Ко мне возвращается способность думать — так же ясно, отстраненно, объективно.

Я, которая чувствовала себя виноватой, если убивала муху, я только что добровольно нажала на спусковой крючок огнестрельного оружия, чтобы защитить Иветт, за два часа я убила уже второго человека.

С Дюпюи речь шла о правомерной защите. Но сейчас я совершила убийство.

В этот момент мне становится ясно, что я принадлежу к расе выживающих, тех, кто готов на все, лишь бы выжить. Да, мое желание жить всегда пересилит все остальное.

Из тупого замешательства меня выводит голос Яна:

— Пошли, давайте все на улицу!

15

Кто-то хватается за мое кресло. Это Иветт, она плачет, ее горячие слезы капают на мои холодные руки. Мне бы очень хотелось расплакаться. Освободиться от наступающего ледника, неумолимо заполняющего мои вены и легкие.

— Простите меня, — говорит она, непрерывно сморкаясь, — но он начал резать мне ляжку насадкой для бетона. Мне так жалко этого бедного мальчика, я не хотела кричать… Но я не смогла… Он придвигал дрель все ближе к моему животу, и…

Это я виновата. Это я выстрелила.

  98