Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
98 
Фантазия и фуга. Слушаю.
Боже мой… Сама Чакона!
Играет Игорь Безродный
…но за ней не войдет человек…
Прелюдия и фуга (играет Л. Ройзман).
Вот он, колокольный звон из 17 века. Как все близко! – (и страшно…)
Еще три дня июля, а потом траурный гость – август («столько праздников и смертей»), как траурный марш, который длится 30 дней. Все ушли под этот марш: Гумилев, Пунин, Томашевский, мой отец, Цветаева… Назначал себя и Пастернак, но этого любимца богов увел с собою, уходя, неповторимый май 60 года, когда под больничным окном цвела сумасшедшая липа. И с тех пор [прошло] минуло уже пять лет. Куда оно девается, ушедшее время? Где его обитель…
1 августа
И все-таки он явился. Сегодня – Илья. Вчера всю ночь катался на своей колеснице по небу. 51 год тому назад началась та война – как помню тот день (в Слепневе) – утром еще спокойные стихи про другое («От счастья я не исцеляю»), а вечером вся жизнь – вдребезги. Это один из главных дней. Теперь пойдут августовские «юбилеи». Завтра день ареста Гумилева (3 августа). Сорок четыре года тому назад. Я узнала об его аресте на Смол<енском> кладбище – похороны Блока.
АВГУСТ
- Он и праведный и лукавый,
- И всех месяцев он страшней:
- В каждом Августе, Боже правый,
- Столько праздников и смертей.
- Разрешенье вина и елея…
- Спас, Успение… Звездный свод!…
- Вниз уводит, как та аллея,
- Где остаток зари алеет,
- В беспредельный туман и лед
- Вверх, как лестница, он ведет.
- Притворялся лесом волшебным,
- Но своих он лишился чар.
- Был надежды «напитком целебным»
- В тишине заполярных нар
- …
- А теперь! Ты, новое горе,
- Душишь грудь мою, как удав…
- И грохочет Черное Море,
- Изголовье мое разыскав.
ЭПИГРАММА
- Могла ли Биче, словно Дант, творить,
- Или Лаура жар любви восславить?
- Я научила женщин говорить…
- Но, Боже, как их замолчать заставить!
МУЗЫКА
Д. Д. Шостаковичу
- В ней что-то чудотворное горит,
- И на глазах ее края гранятся.
- Она одна со мною говорит,
- Когда другие подойти боятся.
- Когда последний друг отвел глаза,
- Она была со мной в моей могиле
- И пела словно первая гроза
- Иль будто все цветы заговорили.
* * *
- Все, – кого и не звали, – в Италии,
- Шлют домашним сердечный привет,
- Я осталась в моем зазеркалии,
- Где ни света, ни воздуха нет,
- Где за красными занавесками
- Все навек повернулось вверх дном…
- Так не буду я с леонардесками
- Переглядываться тайком,
- И дышать тишиною запретною
- Никогда мной не виданных мест,
- И мешаться с толпою несметною
- Крутолобых Христовых Невест.
* * *
- Этой ивы листы в девятнадцатом веке увяли,
- Чтобы в строчке стиха серебриться свежее стократ.
- Одичалые розы пурпурным шиповником стали,
- А лицейские гимны все так же заздравно звучат.
- Полстолетья прошло… Щедро взыскана дивной судьбою,
- Я в беспамятстве дней забывала теченье годов, —
- И туда не вернусь! Но возьму и за Лету с собою
- Очертанья живые моих царскосельских садов.
* * *
- Немудрено, что похоронным звоном
- Звучит порой мой непокорный стих.
- Пустынно здесь! Уже за Флегетоном
- Три четверти читателей моих.
- А вы, друзья! Осталось вас немного,
- Последние, Вы мне еще милей…
- Какой короткой сделалась дорога,
- Которая казалась всех длинней.
ПРИМОРСКИЙ СОНЕТ
- Здесь все меня переживет,
- Все, даже ветхие скворешни
- И этот воздух, воздух вешний,
- Морской свершивший перелет.
- И голос вечности зовет
- С неодолимостью нездешней,
- И над цветущею черешней
- Сиянье легкий месяц льет.
- И кажется такой нетрудной,
- Белея в чаще изумрудной,
- Дорога не скажу куда…
- Там средь стволов еще светлее,
- И все похоже на аллею
- У царскосельского пруда.
98 
