Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
97 
Начинать совершенно все равно с чего: с середины, с конца или с начала. Я вот, например, хочу сейчас начать с того, что эти зеленые домики с застекленными террасами (в одном из них я живу) непрерывно стояли перед моими (закрытыми) глазами в 1951 г. в Пятой Советской больнице (Москва), когда я лежала после инфаркта и, вероятно, находилась под действием пантопона. Дома эти тогда еще не существовали – их построили в 1955 г., но когда я их увидела, я тотчас припомнила, где видела их раньше. Оттого я и написала в «Эпилоге»:
- Живу как в чужом мне приснившемся доме,
- Где, может быть, я умерла…
* * *
- Не с лирою влюбленного
- Иду пленять народ —
- Трещотка прокаженного
- В моей руке поет.
- Успеете наахаться,
- И воя, и кляня.
- Я научу шарахаться
- Всех «смелых» – от меня.
- Я не искала прибыли
- И славы не ждала,
- Я под крылом у гибели
- Все тридцать лет жила.
Зеленый финский домик в дачном поселке Комарово, который ленинградский Литфонд выделил «пожилой поэтессе» в 1955 году, – единственная отдельная квартира в жизни Ахматовой. Она очень любила ее и называла ласково «Будка». И потому, что домишко в самом деле был немного похож на комфортабельную, от хорошего хозяина, собачью конуру, и потому, что это имя аукалось с «Бродячей Собакой». Умерла Анна Ахматова не в собственном доме, а в чужом, казенном месте – подмосковном кардиологическом санатории. А вот похоронили ее все-таки в Комарове. Рядышком с ее соснами.
Анна Ахматова. Осень 1963(64?) г.
…И кто бы поверил, что я задумана так надолго, и почему я этого не знала. Память обострилась невероятно. Прошлое обступает меня и требует чего-то. Чего? Милые тени отдаленного прошлого почти говорят со мной. Может быть, это для них последний случай, когда блаженство, которое люди зовут забвеньем, может миновать их. Откуда-то выплывают слова, сказанные полвека тому назад и о которых я все пятьдесят лет ни разу не вспомнила. Странно было бы объяснить все это только моим летним одиночеством и близостью к природе, которая давно напоминает мне только о смерти.
* * *
- Забудут? – вот чем удивили!
- Меня забывали сто раз,
- Сто раз я лежала в могиле,
- Где, может быть, я и сейчас.
- А Муза и глохла и слепла,
- В земле истлевала зерном,
- Чтоб после, как Феникс из пепла,
- В эфире восстать голубом.
* * *
- Вижу я,
- Лебедь тешится моя.
- Ты напрасно мне под ноги мечешь
- И величье, и славу, и власть.
- Знаешь сам, что не этим излечишь
- Песнопения светлую страсть.
- Разве этим развеешь обиду?
- Или золотом лечат тоску?
- Может быть, я и сдамся для виду.
- Не притронусь я дулом к виску.
- Смерть стоит всё равно у порога,
- Ты гони ее или зови.
- А за нею темнеет дорога,
- По которой ползла я в крови.
- А за нею десятилетья
- Скуки, страха и той пустоты,
- О которой могла бы пропеть я,
- Да боюсь, что расплачешься ты.
- Что ж, прощай. Я живу не в пустыне.
- Ночь со мной и всегдашняя Русь.
- Так спаси же меня от гордыни.
- В остальном я сама разберусь.
* * *
О. Мандельштаму
- Я над ними склонюсь, как над чашей,
- В них заветных заметок не счесть —
- Окровавленной юности нашей
- Это черная нежная весть.
- Тем же воздухом, так же над бездной
- Я дышала когда-то в ночи,
- В той ночи и пустой и железной,
- Где напрасно зови и кричи.
- О, как пряно дыханье гвоздики,
- Мне когда-то приснившейся там, —
- Это кружатся Эвридики,
- Бык Европу везет по волнам.
- Это наши проносятся тени
- Над Невой, над Невой, над Невой,
- Это плещет Нева о ступени,
- Это пропуск в бессмертие твой.
- Это ключики от квартиры,
- О которой теперь ни гугу…
- Это голос таинственной лиры,
- На загробном гостящей лугу.
Смерть Баха. (28 июля 1965, Комарово)
97 
