Последние отзывы

  48  

Ожидая, пока меня наконец соединят, я задала себе тысячу вопросов, от метафизических до вполне житейских.

Если это не она, по какой такой причине колумбийка, живущая в Мексике, пользуется чилийскими лекарствами? Логотип Национального фармакологического регистра Чили стоял у меня перед глазами, не давая покоя.

Если это она и если она отказалась от всего, что имела, в том числе от авторских прав на пять романов и их переводы, сколько у нее осталось от тех денег, которые она сняла со счета в Майами? И открыла ли она новый счет на имя Лусии Рейес? Как она собирается публиковать то, что сейчас пишет, купят ли у нее роман, если он будет подписан другим именем? И тут я понимаю, что ключевой элемент здесь — Сантьяго Бланко: они уже обо всем договорились.

В эти дни я много размышляла о том, чему раньше из-за своего узкого, какого-то однополого образования не придавала особого значения, — о деньгах. Я заметила, что отношение женщин к этому необходимому компоненту жизни какое-то двойственное, лицемерное, порой они словно открещиваются от денег, не могут до конца их принять как данность. Если бы я сегодня решила кардинально изменить свою судьбу, у меня не было бы ни малейшей возможности это сделать. А вот если бы у меня были средства… насколько свободной я бы себя чувствовала? Я представила, как ноябрьским утром К.Л.Авила вышла из дому с небольшим багажом, рассчитанным на пять дней, чтобы сесть в самолет и оставить позади все. Вероятно, она знала, что не вернется, что начнет жизнь еще раз с нуля. Спору нет, это весьма экстравагантно — покинуть дом и начать жизнь заново, но ведь это означает, что нужно снова купить все, от сковородки до трусов. (Правда, для КЛАвилы это все ограничилось четырьмя вешалками.)

Одна из моих самых близких подруг каждую неделю участвует в лотерее в непоколебимой уверенности, что однажды выиграет главный приз. Когда это произойдет, мы осуществим свою заветную мечту: полетим первым классом в Нью-Йорк, где ни одна из нас не была, остановимся в отеле «Плаза», существующем в нашем воображении как миф, и не возьмем с собой ничего, кроме косметичек, а потом пройдемся по Пятой авеню и купим себе все, что нужно и не нужно, от чулок до вечернего платья, которое никогда не наденем.

Думаю, то, что сделала КЛ.Авила, не сильно отличается от нашей мечты.

И последней мыслью, посетившей меня, прежде чем я дозвонилась в Чили, была мысль о ярости. Люди, окружавшие К.Л.Авилу, недооценили этот важный фактор. Если они уверовали в ее покорность, значит, вовремя не поняли, что ярость может проявляться по-разному. Решение изменить судьбу не рождается из пассивности, зато из хорошей порции злости— сколько угодно. Грезы или скука не подтолкнут на смелый поступок. Короче говоря, если Ана Мария Рохас думала, будто К.Л.Авила уже не способна на страсть, она была права лишь наполовину — просто та берегла ее на будущее, на что-то стоящее, действительно главное. Она наплевала на славу, предпочтя покой шуму. И в то время как простые смертные, любящие покой, вынуждены ждать ночи, когда у мира нет иного выхода, кроме как погрузиться в тишину, она решила превратить свою жизнь в одну долгую ночь, вечное бесшумное путешествие.

Ночь приносит клятву верности темноте, но я не смогла бы жить во мраке. Правда, если быть справедливой, то одиночество — это все же свет, но как свет без солнца.

Я должна была заранее продумать возможные возражения Томаса Рохаса, чтобы отразить их, поскольку близкие К.Л.Авилы склонны все скрывать и отрицать, а мне в решающий момент, когда осталось задать последние вопросы, это совершенно не нужно.

— Прошу еще раз меня простить, ректор, но мой вопрос очень важен: Кармен когда-нибудь пыталась покончить с собой?

— Не знаю, чем вы там занимаетесь, Роса… но ваши вопросы совершенно не относятся к делу.

— Я предполагала, что вы скажете что-нибудь подобное, но я нахожусь за тысячи километров и, к сожалению, ничего не могу объяснить.

— Объясните, когда вернетесь, а сейчас, пожалуйста, занимайтесь тем, о чем я вас просил. — Тон его голоса не оставлял сомнений: он крайне раздражен, а значит, надо быть готовой к чему угодно. — Еще я хотел бы знать, когда вы собираетесь вернуться. — Неприступная скала, а не человек.

— Прошу вас, ректор, будьте снисходительны.

— И не рассчитывайте.

«Тон определяет все, — заявила К.Л.Авила в одном из своих многочисленных интервью, — фраза сама по себе ничего не значит; если непонятно, зачем ее произносят, это просто предложение с подлежащим и сказуемым, не имеющее никакого смысла. Все дело в тоне. Я люблю тебя— что это значит? Любить можно беззаветно, страстно, по привычке, безрассудно, сгорая от вожделения…»

  48