Последние отзывы

  46  

Воспользовавшись тем, что она поглощена «Семейным счастьем», я принялась открыто рассматривать ее лицо и фигуру. Я ощущаю себя всесильной, подозревая, что ее будущее — в моих руках, меня переполняет это порочное чувство. Но в то же время мне хочется подойти и спросить: если это ты и ты жива, скажи, чего ты хочешь, к чему стремишься. Тебе не бывает грустно воскресными вечерами или в дождливые дни? Ты уверена, что сделала все правильно, или хочешь вернуться назад? Ведь ни один человек, будь он хоть семи пядей во лбу, не застрахован от идиотских поступков. Еще не поздно опомниться!

Однако все это лирика, пора возвращаться на грешную землю и подумать о практических вещах — здесь мне и карты в руки. Например, о способах изменения женской внешности. Волосы я в расчет не беру— длинные каштановые кудри ничего не стоит за несколько минут обкорнать и осветлить, были бы ножницы да краска под рукой. Цвет глаз можно изменить с помощью контактных линз, это известно. Строгая диета — американские клиники наперебой предлагают ее тем, кто в состоянии платить, — позволяет сбросить за два месяца килограммов десять, так что средней упитанности женщина вполне может превратиться в хрупкое создание. Современная пластическая хирургия — несложные операции, иногда их делают даже амбулаторно— творит чудеса: лицо омолаживается лет на десять, разглаживается, делается неузнаваемым. Все это доступно и не требует много времени, нужны только деньги и желание. Но есть вещи, которые изменить нельзя. Вот голос, например, как его изменишь?

С этими мыслями я встала, подошла к ней и попросила прикурить. Не знаю, зачем я это сделала, может, просто хотела, чтобы она заметила мое присутствие, увидела меня, узнала, что я существую. Она подняла голову от книги, и я до сих пор ощущаю на своем лице взгляд ее миндалевидных глаз, в которых светилась доверчивость— сестра надежды. Глаза были большие, светло-зеленые, как вода в озерах на юге Чили, и выражали спокойную уверенность в том, что ее место именно здесь, и нигде больше. Ее взгляд не был ни отсутствующим, ни рассеянным, ни блуждающим, он был просветленным, проникновенным. Белизна одежды как-то по-особенному его оттеняла.

— Конечно-конечно, сию минуту, — сказала она с улыбкой, открывая сумку и отыскивая там зажигалку; интересно, она всегда была такой любезной или просто заразилась мексиканской вежливостью?

Она продолжает сидеть на табуреточке, я, стоя рядом, наклоняюсь к ней, чтобы прикурить от маленькой зажигалки, и вижу на запястье, словно специально ко мне повернутом, два еле заметных шрама. Сердце у меня сжимается: я знаю, что они означают, их ни с чем не спутаешь.

— Пожалуйста, — говорит она.

Мы улыбаемся друг другу, я благодарю и вижу в ее зрачках легкий, танцующий отсвет. Слегка смущенная, я возвращаюсь за свой стол, а она, словно мое вторжение ее разбудило, смотрит на часы и откладывает книгу, видимо, решив, что пора уходить. Я отмечаю, что часы — единственное ее украшение: ни колец, ни сережек, ни ожерелий, ни браслетов. Она встает, расплачивается и уходит, посылая мне легкую улыбку. Я улыбаюсь в ответ.

И тут вспоминаю прекрасный серебряный крест, висевший на шее у Джилл, когда мы виделись первый раз. Его подарила Кармен. Крест из Ялалага, сказала она тогда, это в Оахаке.

Мои попытки связаться по телефону с самой дальней страной континента оказались безуспешными: звонок все время срывался, как будто кто-то изо всех сил старался помешать мне поставить последнюю точку в этой истории. Слава богу, хоть в Мехико удалось дозвониться без проблем. Вот если бы Уго согласился помогать мне и впредь! Об этом молено только мечтать. Информацию, о которой я просила его вчера вечером, он раздобыл всего за два часа. Его приятель, сотрудник посольства Чили в Мехико, связался со своим другом, сотрудником колумбийского посольства, и тот подтвердил мои догадки: никакой колумбийки Лусии Рейес, проживающей в Мексике, в их списках нет.

Сидя за столом в просторной кухне, являющейся частью моих гостиничных апартаментов, перед потрепанным блокнотом, я смотрю в стену и ничего не вижу.

Покинув в полдень кафе на улице Пятого мая и купив тайленол от постоянно досаждающей мне головной боли в «Аптеке Господа» — именно так она называлась, — я стала думать, что мне делать дальше со своими суматошными мыслями, и направила стопы к базилике Пресвятой Девы Одиночества. Ведь именно ей, Пресвятой Деве, которая так удобно расположилась среди витражей и колонн, открытая всем со стороны широкой галереи и защищенная стеной из желтовато-зеленого камня, поверялось столько вечных женских тайн, связанных с кровью и плотью, желаниями и бедами. С божественной простотой принимала она все страдания, претерпеваемые каждой из нас ради того, чтобы найти искомое: дорогу к дому.

  46