52 
В феврале 1936 года я была у Мандельштамов в Воронеже и узнала все подробности его «дела». Он рассказал мне, как в припадке умоисступления бегал по Чердыни и разыскивал мой расстрелянный труп, о чем громко говорил кому попало, а арки в честь челюскинцев считал поставленными в честь своего приезда.
Пастернак и я ходили к очередному верховному прокурору просить за Мандельштама, но тогда уже начался террор, и все было напрасно.
Поразительно, что простор, широта, глубокое дыхание по явились в стихах Мандельштама именно в Воронеже, когда он был совсем не свободен.
- И в голосе моем после удушья
- Звучит земля – последнее оружье…
Вернувшись от Мандельштамов, я написала стихотворение «Воронеж». <…>
О себе в Воронеже Осип говорил: «Я по природе ожидальщик. Оттого мне здесь еще труднее».
Анна Ахматова. «Листки из дневника»
Заклинание
- Из тюремных ворот,
- Из заохтенских болот,
- Путем нехоженым,
- Лугом некошеным,
- Сквозь ночной кордон,
- Под пасхальный звон,
- Незваный,
- Несуженый, —
- Приди ко мне ужинать.
15 апреля 1936
Ленинград
Данте
Il mio bel San Giovanni
Dante [58]
- Он и после смерти не вернулся
- В старую Флоренцию свою.
- Этот, уходя, не оглянулся,
- Этому я эту песнь пою.
- Факел, ночь, последнее объятье,
- За порогом дикий вопль судьбы.
- Он из ада ей послал проклятье
- И в раю не мог ее забыть, —
- Но босой, в рубахе покаянной,
- Со свечой зажженной не прошел
- По своей Флоренции желанной,
- Вероломной, низкой, долгожданной…
17 августа 1936
Разлив
«От тебя я сердце скрыла...»
- От тебя я сердце скрыла,
- Словно бросила в Неву...
- Прирученной и бескрылой
- Я в дому твоем живу.
- Только... ночью слышу скрипы.
- Что там – в сумраках чужих?
- Шереметевские липы...
- Перекличка домовых...
- Осторожно подступает,
- Как журчание воды,
- К уху жарко приникает
- Черный шепоток беды —
- И бормочет, словно дело
- Ей всю ночь возиться тут:
- «Ты уюта захотела,
- Знаешь, где он – твой уют?»
30 октября 1936
Ночь
«Одни глядятся в ласковые взоры...»
Памяти Н. В. Н.
- Одни глядятся в ласковые взоры,
- Другие пьют до солнечных лучей,
- А я всю ночь веду переговоры
- С неукротимой совестью моей.
- Я говорю: «Твое несу я бремя
- Тяжелое, ты знаешь, сколько лет».
- Но для нея не существует время
- И для нея пространства в мире нет.
- И снова черный масленичный вечер,
- Зловещий парк, неспешный бег коня
- И полный счастья и веселья ветер,
- С небесных круч слетевший на меня.
- А надо мной спокойный и двурогий
- Стоит свидетель... о, туда, туда,
- По древней Подкапризовой дороге,
- Где лебеди и мертвая вода.
3 ноября 1936
Творчество
- Бывает так: какая-то истома;
- В ушах не умолкает бой часов;
- Вдали раскат стихающего грома.
- Неузнанных и пленных голосов
- Мне чудятся и жалобы и стоны,
- Сужается какой-то тайный круг,
- Но в этой бездне шепотов и звонов
- Встает один, все победивший звук.
- Так вкруг него непоправимо тихо,
- Что слышно, как в лесу растет трава,
- Как по земле идет с котомкой лихо...
- Но вот уже послышались слова
- И легких рифм сигнальные звоночки, —
- Тогда я начинаю понимать,
- И просто продиктованные строчки
- Ложатся в белоснежную тетрадь.
5 ноября 1936
Фонтанный Дом
Немного географии
О. М.
- Не столицею европейской
- С первым призом за красоту —
- Душной ссылкою енисейской,
- Пересадкою на Читу,
- На Ишим, на Иргиз безводный,
- На прославленный Атбасар,
- Пересылкою в лагерь Свободный,
- В трупный сумрак прогнивших нар, —
- Показался мне город этот
- Этой полночью голубой,
- Он, воспетый первым поэтом,
- Нами грешными – и тобой.
1937
«В 37—38 годах, когда мы жили в стоверстной зоне, мы раза три ездили в Ленинград, сидели с ней за пунинским столом и даже ночевали за Левиной занавеской. В последний приезд О. М. уже лег, когда она подошла к нему и села на кровать. Он прочел ей «Киевлянку». Это в тот приезд: «не столицею европейской с первым призом за красоту, страшной ссылкою енисейской, пересадкою на Читу, на Ишим, на Иргиз безводный, на прославленный Атбасар, пересадкой на город Свободный в чумный запах гниющих нар показался мне город этот этой полночью голубой – он, воспетый первым поэтом, нами грешными и тобой»… Но за динамикой нашей жизни угнаться нельзя: все перечисленные ею места ссылки к этому времени уже не казались такими страшными, потому что осваивалась Колыма с ее непревзойденным ужасом. А между тем А. А., сидя у себя в комнате, всегда была поразительно осведомленным человеком. Мне даже не удалось ей рассказать, какую воду пьют в Казахстане на полевых работах – она знала и это. Она знала все и всегда. Даже блаженным неведеньем ей нельзя было спастись от действительности».
52 
