ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>

Королевство грез

Очень скучно >>>>>




  101  
  • Все уже на местах, кто надо:
  • Пятым актом из Летнего сада
  • Пахнет...
  •               Пьяный поет моряк...

Моряк, матрос – центральная фигура Революции – занял место в картине предреволюционного ожидания сразу, всплыв ли из памяти, сойдя ли с холста Татлина, с позднейших ли плакатов или из блоковской поэмы. Но само расположение последней строчки на бумаге словно бы предполагало внутри нее дополнительное содержание, и дыхание строфы очередным своим выдохом вдруг расправило эту морщину:

  • Пахнет... Призрак цусимского ада
  • Тут же. – Пьяный поет моряк...

Можно с большим или меньшим успехом гадать, не был ли толчком для появления нового стиха пастернаковский «Матрос в Москве»:

  • Был ветер пьян и обдал дрожью:
  • С вина – буян.
  • Взглянул матрос (матрос был тоже,
  • Как ветер, пьян), —

к которому тянется строчка из следующего за ним стихотворения:

  • Январь, и это год Цусимы.

Однако существеннее толчка к той или иной вставке само устройство Поэмы, множество ее пазух, куда можно по необходимости вложить или – что то же самое – где можно обнаружить новый стих, а то и блок новых стихов. Внутри нее все уже содержится, и вариант 40-х годов отличается от варианта 60-х объемом, но не полнотой – как аэростат, который готов к полету и надутый до половины, и целиком. По тому же принципу устроена и гармошка смыслов каждой строки, отзывавшаяся по мере растягивания новыми комментариями».

Анатолий Найман. «Рассказы о Анне Ахматовой»

  • На стене его твердый профиль.
  •        Гавриил или Мефистофель
  •               Твой, красавица, паладин?
  • Демон сам с улыбкой Тамары,
  •        Но такие таятся чары
  •               В этом страшном дымном лице:
  • Плоть, почти что ставшая духом,
  •        И античный локон над ухом —
  •               Все таинственно в пришлеце.
  • Это он в переполненном зале
  •        Слал ту черную розу в бокале
  •               Или все это было сном?
  • С мертвым сердцем и мертвым взором
  •        Он ли встретился с Командором,
  •               В тот пробравшись проклятый дом?
  • И его поведано словом,
  •        Как вы были в пространстве новом,
  •               Как вне времени были вы, —
  • И в каких хрусталях полярных,
  •        И в каких сияньях янтарных
  •               Там, у устья Леты – Невы.
  • Ты сбежала сюда с портрета,
  •        И пустая рама до света
  •               На стене тебя будет ждать.
  • Так плясать тебе – без партнера!
  •        Я же роль рокового хора
  •               На себя согласна принять.

«Когда читаешь стихи, где изображается Блок, нужно помнить, что это не тот мудрый, мужественный, просветленный поэт, каким мы знали его по его позднейшим стихам, это Блок «Страшного мира»– исчадье и жертва той зачумленной и «бесноватой» эпохи:

  • Демон сам с улыбкой Тамары,
  • Но такие таятся чары
  • В этом страшном дымном лице...»

Корней Чуковский. «Анна Ахматова»

  •               На щеках твоих алые пятна;
  •               Шла бы ты в полотно обратно;
  •               Ведь сегодня такая ночь,
  •               Когда нужно платить по счету...
  •               А дурманящую дремоту
  •               Мне трудней, чем смерть, превозмочь.
  • Ты в Россию пришла ниоткуда,
  •        О мое белокурое чудо,
  •               Коломбина десятых годов!
  • Что глядишь ты так смутно и зорко,
  •        Петербургская кукла, актерка[84],
  •               Ты – один из моих двойников.
  • К прочим титулам надо и этот
  •        Приписать. О подруга поэтов,
  •               Я наследница славы твоей.
  • Здесь под музыку дивного мэтра,
  •        Ленинградского дикого ветра
  •               И в тени заповедного кедра
  •                      Вижу танец придворных костей...
  • Оплывают венчальные свечи,
  •        Под фатой «поцелуйные плечи»,
  •               Храм гремит: «Голубица, гряди!» {17}
  • Горы пармских фиалок в апреле —
  •        И свиданье в Мальтийской Капелле {18} ,
  •               Как проклятье в твоей груди.
  • Золотого ль века виденье
  •        Или черное преступленье
  •               В грозном хаосе давних дней?
  • Мне ответь хоть теперь:
  •                                                  неужели
  •        Ты когда-то жила в самом деле
  •               И топтала торцы площадей
  •                      Ослепительной ножкой своей?..
  • Дом пестрей комедьянтской фуры,
  •        Облупившиеся амуры
  •               Охраняют Венерин алтарь.
  • Певчих птиц не сажала в клетку,
  •        Спальню ты убрала как беседку,
  •               Деревенскую девку-соседку
  •                      Не узнает веселый скобарь {19} .
  • В стенах лесенки скрыты витые,
  •        А на стенах лазурных святые —
  •               Полукрадено это добро...
  • Вся в цветах, как «Весна» Боттичелли,
  •        Ты друзей принимала в постели,

«Когда Ахматова говорит, обращаясь к своей героине, сошедшей к ней из рамы портрета:



  101