Ты же не звездный бухгалтер.
Папа занимает оборонительную позицию.
ПАПА:
Ну ладно, я бухгалтер в нескольких фирмах среднего размера, и одна из них работает в сфере СМИ. Мне дают билеты на концерты.
ОДРИ (за кадром):
Я знаю.
ПАПА:
И мы все общались с ребятами из сериала «Единственный путь – это Эссекс», помнишь? На акции «Дети в беде»?
[8]
ОДРИ (за кадром):
Пап, не переживай. По-моему, у тебя классная работа. А сейчас ты чем занят?
Папа прикрывает бумаги, как-то задергавшись.
ПАПА:
Ничего особенного.
ОДРИ (за кадром):
Что там у тебя? Это со мной связано? Пап, что за тема с адвокатами? Мне еще что-то делать придется?
ПАПА:
Нет. Ничего. Ничего такого. Просто ерундовая встреча.
ОДРИ (за кадром):
Встречи – это не ерундово.
ПАПА:
Милая, не паникуй. Просто надо еще несколько галочек поставить. Волноваться не о чем, даже не думай об этом.
ОДРИ (за кадром):
Но я думаю. Много думаю.
ПАПА:
Разумеется. Одри, мы хотим добиться справедливости, понимаешь? Этого не должно было случиться. Не должно было.
Камера берет папу крупным планом. Он расстроен.
ПАПА:
Если бы я знал, если бы понимал… если бы ты хотя бы сказала…
Долгая пауза. Папа собирается с духом.
ПАПА:
Ладно. Все то же самое. Ты не виновата. А учителя виноваты. Нам много не надо. Просто чтобы это признали. Справедливости, если хочешь.
ОДРИ (за кадром):
А с полицией снова надо будет общаться?
ПАПА:
Нет. Нет, это линия нападения… Этого больше не будет. Но мы сделаем все, что в наших силах. Все. Я не успокоюсь, пока…
Папа смолкает, руки у него сжались в кулаки. Фокус на них.
ПАПА:
Ты знаешь, как мы с мамой тебя любим.
Камера переходит на его лицо, которое вдруг начинает казаться чуточку старше.
ОДРИ (за кадром):
Я знаю. Вот как.
Перед камерой вытягивается рука. Папа улыбается.
Я понимаю, что папа хотел меня подбодрить. Но не получилось. Даже наоборот. Потому что придется снова встречаться с адвокатами, а я о них ничего хорошего сказать не могу.
Вот как с ними обстоят дела:
1. Надо ехать на машине в город, дорога занимает целую вечность, парковаться там негде, родители начинают психовать.
2. У старшего, мистера Кеннели, ужасно противное брюхо. Ну, то есть на него просто смотреть невозможно.
3. Они заставляют меня во всем сомневаться. Например, я отвечаю, как меня зовут, и младший так вскидывает бровь, что я начинаю думать: «О господи. А я действительно Одри?»
4. Они заставляют меня заново все вспоминать.
5. Они заставляют меня заново все пересказывать.
6. Из-за них все становится даже как-то хуже, чем было. Не знаю, как они это делают, но это так.
7. Это стоит кучу денег. Я этого знать не должна, но Фрэнк рассказал.
Я сижу на кухне совершенно несчастная и прокручиваю отснятое. Тут входит Фрэнк, шаркая ногами.
– О, привет. – Я поднимаю голову, кое-что вспомнив. – Слушай, я у тебя еще интервью не брала. Давай?
– Я не хочу давать интервью.
Брат на вид такой же несчастный, как и я. Нет, даже хуже. Он выглядит так, словно всех и все ненавидит. Он бледен, а глаза красные. И кажется еще более нездоровым, чем в те времена, когда постоянно играл.
– Ну ладно, – отвечаю я, пожимая плечами. На столе стоит чашка с кукурузными чипсами «Дорито», я протягиваю руку. Мы сегодня на ужин заказывали еду из ресторана «Текс-мекс», больше мама никогда чипсы не покупает. То есть типа если это «Доритос» и я ем их с гуакомоле, то это не гадость.
– А это… – Я пытаюсь начать как можно небрежней.
Но голос подводит. Он звучит так, будто я ужасно встревожена. С другой стороны, по-моему, Фрэнку сейчас до других дела нет.
– Линус придет? – выпаливаю я абсолютно не небрежно, но все же. Я спросила.
Фрэнк поворачивается ко мне и смотрит взглядом убийцы.
– Зачем ему приходить?
– Ну… потому что… – Я смущенно смотрю на брата. – Вы что, поругались?
– Нет, мы не ругались. – В глазах его столько холода и злобы, что я съеживаюсь. – Меня выгнали из команды.