— Тебе будет одиноко, — повернулась тетушка к Эдуардо.
— E verdade, — согласился он, метнув в сторону Кэтрин хмурый взгляд.
— О! Чуть не забыла, — продолжала мисс Холройд. — Вы что-нибудь решили насчет работы с Эдуардо? Согласны занять место Аны?
Кэтрин осторожно поставила чашку на стол.
— Нет, боюсь, что не согласна. Это… это невозможно.
Мисс Холройд нахмурилась.
— Почему?
— Кэтрин не желает вновь так быстро покидать Англию, — поспешно вклинился Эдуардо. Мисс Холройд продолжала хмурить брови.
— Как жаль, а мне казалось, я все так умно придумала.
— Так и было, — ответил Эдуардо, криво усмехнувшись. — Но Кэтрин это не сочла решением проблемы, infeliynente[52] .
— Ну что ж, последнее слово за Кэтрин, и все же жаль. — Мисс Холройд поднялась. — Я определенно устала. Эдуардо, если ты проводишь меня, Кэтрин, наверное, сможет убрать после нашего чаепития. Ты ведь отослал Эльсу и горничных спать?
— Вовсе необязательно… — начал было Эдуардо, но мисс Холройд хлопнула его по руке.
— Ерунда. Кэтрин совсем нетрудно, не так ли, дорогая?
— Разумеется. — Кэтрин тоже встала, прекрасно понимая, что ею манипулируют.
— Но ты ведь тоже устала, — возражал Эдуардо.
— Не настолько, чтобы не избавить Эльсу от лицезрения рано утром грязной посуды.
— В таком случае я помогу.
— Вот и замечательно, — выразила одобрение мисс Холройд. — Наберешься опыта для своей собственной кухни. Доброй ночи, дитя мое. — Она поцеловала Кэтрин в щеку, затем оперлась на руку Эдуардо, и не было сомнений, что на этот раз она рада предложенной помощи.
Эдуардо вернулся в sola как раз в тот момент, когда Кэтрин закончила складывать грязную посуду на поднос, чтобы отнести ее на кухню.
— Я приношу свои извинения, — натянуто сказал он. — Надеюсь, ты понимаешь, что тетушка свела нас сейчас, считая, что делает нам огромное одолжение? Очевидно, мне не удается спрятать свои чувства.
Кэтрин не смогла поднять на него глаза, когда он взял у нее полный поднос.
— Меня удивляет, что она так охотно бросает нас в объятия друг друга.
Эдуардо направился на кухню, такой несуразный с подносом в руках, что Кэтрин, идя следом за ним, не смогла удержаться от улыбки. Он опустил поднос на стол, посуда звякнула, а он обернулся к Кэтрин с усмешкой.
— Она не одобряет Антонии. Причин у нее, правда, никаких нет. Мы с Антонией никогда не были любовниками, знаешь ли.
— В самом деле? — Кэтрин обнаружила, складывая фарфор в раковину, что руки у нее дрожат мелкой дрожью. — Правда, это не имеет значения. Теперь. — Она начала на предельной скорости мыть тарелки и чашки.
— Ты хочешь сказать, что тебе все равно!
— Н-нет, — поперхнулась она. — То есть я хочу сказать, что мне должно быть все равно. — Она смахнула мокрой от мыльной пены рукой непрошеную слезинку, и Эдуардо, тихо пробормотав ругательство, повернул ее к себе и обнял, так что она уткнулась лицом ему в грудь.
— Men amor, не плачь! — умоляюще протянул он.
Кэтрин шмыгнула носом, как невоспитанная девчонка, а потом отпихнула его.
— Я не плачу. Все нормально. — Ее улыбка растаяла, как только она увидела горькое разочарование в его глазах. — Пожалуйста! Не смотри так! Мы знаем друг друга так недолго…
— Это не имеет значения, Кэтрин. — Он дотронулся до ее щеки. — Часы, дни, минуты ли — n'importa[53] . Я люблю тебя. Поверь мне, Кэтрин. Даже если я больше никогда в жизни не увижу тебя, это не изменит моего чувства к тебе, querida. Мне безразлично, кто был твой отец. Я хочу тебя. Только тебя.
Кэтрин побледнела. Закусив губу, она отвернулась снова к раковине и попыталась взять себя в руки, чтобы все-таки закончить свою работу.
Эдуардо в полнейшем молчании следил за тем, как она домывала последние чашки. Он стоял скрестив руки на груди, как будто иначе ему было трудно не схватить ее в объятия. Немного придя в себя, Кэтрин повернулась к нему с улыбкой.
— Ты не собираешься вытереть посуду? Он недоуменно уставился на нее.
— Соtо[54] ?
— Я о посуде. Где можно взять полотенце, чтобы ее вытереть?
— Я представляю себе свою одинокую жизнь без тебя — а ты можешь говорить о посуде? — набросился он на нее, но что-то в его тоне подсказало ей, что он уже вполне владеет собой.
— Думаю, нам лучше просто оставить ее сохнуть, — прозаически решила она.
Эдуардо буркнул по-английски какое-то проклятие по поводу тарелок, взял Кэтрин за руку и повел ее из кухни.