36 
— Нет, не сегодня, — быстро произнесла Шина. Ей противно было лгать дальше.
— Пусть не сегодня. — Он надел ей шлепанцы на уже согревшиеся ноги.
— Я должна идти спать, — сказала Шина.
— Но почему? — спросил он. — Вы не хотите спать, да и я ложусь спать намного позже.
— Позже? Почему? — ответила вопросом на вопрос Шина.
— Я работаю. Видите ли, днем я не могу распоряжаться своим временем. Либо я нужен послу, либо сопровождаю мадам Пелейо, либо должен консультировать секретарей; множество мелочей, требующих моего внимания, отнимают время. И только ночью, когда меня никто не отрывает, я могу работать.
— Вы, наверное, очень сильно устаете? — спросила Шина. — Когда же вы спите?
— Урывками, как многие политики. Но, в общем, я успеваю выспаться, ведь в этом доме все встают достаточно поздно.
— Я должна идти… — Она колебалась.
Люсьен покачал головой, стянул подушку со стула, положил ее на коврик и облокотился на нее.
Так странно было смотреть на него сверху вниз. Обычно он казался таким высоким, важным, недоступным. Но теперь, при свете камина, лежа у ее ног, он был обычным человеком, с которым можно запросто поговорить. Импульсивно, расхрабрившись от бренди, она попросила:
— Пожалуйста, расскажите мне о себе.
— Что вы хотите узнать? Мне тридцать два года, холост, весь в работе.
— Я первый раз встречаю такого человека.
— Интересно, это комплимент? — улыбнулся он. — У меня сложилось такое впечатление, что вы вообще мало кого встречали.
— Почему вы так думаете? — насторожилась Шина.
— Не знаю, — уклончиво ответил он. — Но вы попросили меня рассказать о себе, и я с удовольствием это сделаю. Я уже говорил вам, что моя мать — марипозанка. От нее я унаследовал обширные земельные владения. Но это целинные земли, и юс обладатели влачат жалкое существование. Они очень красивы, но нужно трудиться в поте лица, чтобы обработать их. Я хотел бы показать вам пампасы, где в траве множество цветов, а над ними летают птицы и бабочки, яркие, словно сказочные существа. Иногда можно увидеть вдалеке бегущих страусов и услышать глухое рычание пумы на склонах гор, вздымающихся высоко в небо.
— Как вы красиво рассказываете! — воскликнула Шина. — Почему же вы уехали оттуда? Как вы могли оставить все это?
— Я здесь, потому что защищаю интересы своего народа, своей страны, которой я принадлежу. Ведь мой отец — англичанин!
Шина улыбнулась на это.
— Впервые увидев вас, я подумала, что вы чистокровный англичанин, — сказала она. — Но затем поняла, что нет.
— Мой отец пытался меня сделать таким, — тоже улыбнулся Люсьен.
— Затем Харроу и Кембридж, но тщетно. Внешне я англичанин, но сердце мое принадлежит Марипозе.
— Расскажите мне о ней еще, — попросила Шина. Она слушала его как ребенок, которому рассказывают сказку.
Мансфильд говорил о старых зданиях и укреплениях, оставленных испанскими завоевателями, об Индейцах, которые являются последними носителями знании о древних ремеслах и старинных языческих обрядах, о гаучо с их отделанными серебром ремнями и седлами, их занятиях и обычаях.
Он говорил о фиестах под летним небом и фандаго[1]. Только истинный испанец может танцевать их, об особенном вкусе вина из местных сортов винограда и о матэ — чае, который жители Южной Америки пьют из тыквы.
— Как бы я хотела попасть туда! — воскликнула Шина, когда Люсьен замолчал.
Она не представляла, насколько восхитительно выглядела в этот момент, подавшись вперед и озаренная светом пламени. Ее губы приоткрылись, настолько его рассказ заворожил ее, а широко открытые глаза выражали восхищение.
— Возможно, когда-нибудь вы там побываете.
— Как бы это было замечательно! Но если посол и мадам Пелейо возвратятся на родину, им не потребуется английская гувернантка.
Говоря это, Шина понимала, что, когда Пелейо уедут, ее миссия в посольстве будет закончена. Как прислали ее в Париж странные друзья дяди Патрика, так и отошлют обратно, когда она выполнит задание или из-за того, что провалит его.
Но она не хотела покидать этот красочный мир, где минуты ужаса сменялись восхищением.
— Я должна идти наверх, — произнесла тихо Шина, но сама не двигалась.
— Как жалко, что в таком очаровательном халате вы оказались в пустой библиотеке. — Люсьен Мансфильд смотрел на нее не отрываясь.
36 
