59 
— Итак, добро пожаловать! — жизнерадостно говорю я. — Если что-нибудь понадобится, если возникнут какие-то вопросы по работе, не стесняйся, спрашивай меня.
— Отлично. Спасибо.
— И, может, как-нибудь пообедаем вместе?
Говард кивает:
— С удовольствием.
— Что ж, мне нужно идти в суд. — Поколебавшись, я все же говорю о неприятном для него: — И еще… Не слушай Эда. Не все здесь думают, как он. — Я улыбаюсь. — Например, меня восхищает, что ты выбрал своей работой помощь родному сообществу.
Говард тоже улыбается:
— Спасибо, но… я вырос в Дариене.
Дариен. Один из самых зажиточных городов штата.
Затем он садится и становится невидимым за перегородкой между кабинками.
Я даже еще не выпила вторую чашку кофе, а уже успела пробиться через скопление машин и толпу журналистов, заставлявших думать, что, пока меня не было, в суде первой инстанции произошло что-то интересное, ведь съемочные группы станут освещать процесс предъявления обвинения лишь в том случае, если захотят вогнать в крепкий сон страдающих бессонницей. Пока что мы прошли три дела: уголовное нарушение запретительного приказа с ответчиком, не говорящим по-английски; дело уже попадавшей в наше поле зрения дамы с обесцвеченными волосами и мешками под глазами, которая якобы выписала фальшивый чек на тысячу двести долларов, чтобы купить дизайнерскую сумочку; и дело человека, который был настолько глуп, что не просто украл чьи-то персональные данные и начал использовать чужие кредитные карты и банковские счета, но еще и выбрал себе в жертвы некую Кэти, думая, что его не поймают.
Но опять же, как я часто себе говорю, если бы мои клиенты были умнее, я бы осталась без работы.
В Нью-Хейвенском суде первой инстанции в день предъявления обвинения, как правило, кто-нибудь из государственных защитников приходит представлять интересы тех, кто не имеет адвоката, но нуждается в нем. Это все равно что застрять во вращающейся двери: каждый раз, когда ты входишь в здание, здесь все выглядит и устроено по-новому, а ты должен знать, куда идти и как здесь ориентироваться. Чаще всего я встречаюсь с новыми клиентами уже за столом защиты, и тогда у меня появляется лишь пара секунд, чтобы ознакомиться с фактами и попытаться добиться их освобождения под залог.
Я уже говорила, что ненавижу день предъявления обвинений? В основном в этот день я должна быть эдаким Перри Мейсоном с экстрасенсорным восприятием, но даже когда я блестяще справляюсь со своим заданием и выбиваю под личное обязательство освобождение под залог ответчика, который в противном случае сидел бы за решеткой в ожидании суда, я, как правило, не становлюсь его адвокатом и не веду его судебное дело. Самые аппетитные дела, которыми мне хотелось бы заняться, обычно либо выхватывает у меня из рук кто-то, занимающий в нашем офисе должность посерьезнее моей, либо передаются частному (читай: оплачиваемому) адвокату.
Что, несомненно, ждет и дело следующего ответчика.
— Далее: государство против Джозефа Дауса Хокинса Третьего, — провозглашает клерк.
Джозеф Даус Хокинс настолько молод, что у него еще есть прыщи. Выглядит он страшно испуганным. Оно и неудивительно после ночи в камере, если все твои знания о тюремной жизни получены во время просмотра сериала «Прослушка» под пивко.
— Мистер Хокинс, — говорит судья, — назовите, пожалуйста, свое имя для протокола.
— Э-э… Джо Хокинс, — отвечает парень. Его голос дрожит.
— Где вы проживаете?
— Сто тридцать девять, Гранд-стрит, Вествиль.
Клерк читает обвинение: незаконный оборот наркотиков.
Глядя на его дорогую прическу и явный ужас перед правоохранительной системой, я могу предположить, что он толкал что-то вроде оксиконтина, а не метамфетамин или героин. Судья фиксирует автоматическое заявление о невиновности.
— Джо, вас обвиняют в незаконном обороте наркотиков. Вам понятен смысл обвинения? — Тот кивает. — Сегодня присутствует ваш адвокат?
Он смотрит через плечо на галерею, еще больше бледнеет и говорит:
— Нет.
— Вы хотите поговорить с общественным защитником?
— Да, Ваша честь, — говорит он, и настает моя очередь.
Конфиденциальность ограничена так называемым конусом молчания за столом защиты.
— Я Кеннеди Маккуорри, — говорю я. — Сколько вам лет?
— Восемнадцать. Я заканчиваю «Хопкинс».
Частная школа. Разумеется, он учится в частной школе.
59 
