Взглянув ему в лицо, она обвела кончиками пальцев его подбородок, почувствовала легкое покалывание щетины.
– Нет, Джек. – Она передвинула пальчик на нижнюю губу мужчины, только сейчас понемногу осознавая силу своей любви к нему. – Ты не дождешься от меня сомнений. Я… ни в чем никогда не была так уверена.
– Ох, Эшли, – промурлыкал Джек. – Разве некому было научить тебя, что женщина никогда не говорит прямо, что думает или чувствует? Притворство – непременный атрибут женственности.
Эшли была уверена, что верно расслышала в его словах горькое сожаление. Но о чем Джеку было сожалеть в этот момент, в этой ситуации?
Сомнения мурашками пробежали по ее коже, и, должно быть, Джек заметил, что девушка нахмурилась. Он легко коснулся губами ее губ:
– Прости мне мой цинизм. Сможешь?
Эшли достаточно было взглянуть на него, чтобы ее сердце вновь переполнилось доверием и любовью.
– Конечно, – прошептала она. – Мне кажется, я смогу простить тебе все, Джек.
На мгновение его черты исказила мучительная гримаса боли. Но прежде чем Эшли успела заволноваться, что сказала лишнее, он уже снова смотрел на нее с вожделением. Неожиданный страстный поцелуй снял все ее вопросы, оставив лишь сладкое томление. Оно нарастало по мере того, как опытные пальцы Джека гладили и ласкали тело Эшли, заставляя ее выгибаться навстречу его прикосновениям.
– Нижнее белье все еще на тебе, – заметил он.
– Д-да.
– Тебе не кажется, что пора это исправить? – Одной рукой он расстегнул на Эшли бюстгальтер, потом спустил трусики с ее дрожащих ног. – А знаешь ли ты… – выдохнул он, едва касаясь губами ложбинки между ключиц, – что твоя кожа напоминает чистейший шелк?
– Да?..
Уже через несколько секунд его поцелуи заставили Эшли позабыть здравый смысл и лишние вопросы. Она думала лишь о том, как бы не сойти с ума от удовольствия, которое доставляли ей умелые, бережные прикосновения Джека. Казалось, он собрался неторопливо и основательно ласкать ее до второго пришествия – или пока она не растает в его объятиях. Но внезапно Джек отстранился, посмотрел сверху вниз на порозовевшее лицо Эшли, пригладил ее растрепавшиеся волосы.
– Ненавижу ломать настроение, но есть кое-что, что я обязательно должен сделать.
Глядя, как он достает из тумбочки квадратик фольги, Эшли поняла, что другого времени предупредить его у нее не будет.
– Джек…
Он быстро повернул голову, сузил глаза:
– Ради всего святого! Если ты передумала, лучше скажи об этом прямо сейчас и беги!
– Я не передумала. Я просто хотела сказать, что я… я еще…
– Ты еще – что? – Он снова притянул ее к себе. – Девственница, вероятно?
– Ты знаешь? – Эшли сглотнула.
– Конечно знаю.
Значило ли это, что ее неопытность мешала Джеку получать удовольствие? Неужели она делала все неправильно?
– Но откуда?
– Ох, милая моя. Невинность и вожделение, смешанные в неповторимой пропорции, можно прочитать в каждом твоем жесте. Но если ты вдруг сочтешь девственность слишком драгоценной, чтобы подарить ее черствому цинику вроде меня, не бойся признаться. Хочешь уйти – уходи. Может, так будет лучше для нас обоих. Только бога ради, решай быстрее!
Эшли видела, каких усилий Джеку стоило произнести эти слова, чувствовала напряжение, сковавшее его мышцы. Как он мог подумать, что она просто встанет и уйдет? Она, мечтавшая о нем так долго!
– Конечно, я останусь. Здесь. С тобой.
Он попытался сдержать резкий вздох облегчения, но все-таки не сдержал.
– Ты так красива. – Дыхание колыхнуло ее волосы, в которые Джек зарылся лицом. – Знаешь ли ты сама, как ты красива? По-настоящему, без обмана. Снаружи и изнутри.
Странно, но комплимент задел Эшли, скользнул в сознание тенью разочарования или обиды. Называя ее красивой, он говорил неправду. Возможно ли, чтобы все сказанное Джеком раньше тоже было не вполне искренне? Но время выяснять отношения прошло, потому что напряжение совсем другого рода овладело его телом и понемногу передавалось ей.
Пламя желания охватывало Эшли все сильнее с каждым поцелуем. Ее неумолимо затягивало все глубже, все ближе к раскаленному центру нового, неизведанного мира эротических наслаждений. Мира Джека, в котором все ее мысли и чувства перепутались, а все инстинкты стремились к утолению голода, непонятного ей самой до конца.