96 
Опустившись обратно на диван, я повертела в руках шкатулку и легко ее открыла. Даже приготовившись к иномирной музыке, я все равно оказалась захваченной ею и перенеслась очень далеко, наполняясь столь энергичным чувством свободы и радости, что я сидела, дрожа в экстазе, пока изысканная мелодия вдруг не оборвалась. Тогда я задрожала от внезапного ощущения холода, изоляции, лишения, точно истинного верующего отрезали от Бога.
Я смутно осознавала, что Бэрронс держал меня за плечи и тряс, орал «Мак!» прямо мне в лицо.
Я моргнула, уставившись на него.
— Что? — недоуменно спросила я.
— Что, черт подери, это был за ужасный звук? — потребовал он.
— Ужасный? Он не был ужасным. Это самый прекрасный звук, что я когда-либо слышала. Мне больно от того, что я его больше не слышу.
Я осмотрела комнату, ища подтверждение моим словам, заверение, что это у Бэрронса проблемы со слухом, а не у меня. Но все смотрели на меня так, будто я сошла с ума.
— Ой, да ладно! Как вы можете думать, будто эта песня не прекрасна? — я посмотрела на Джаду. — Разве это не было для тебя мозговзрывательно-чудесным?
Она мрачно покачала головой.
— Мне хотелось сдохнуть.
Нахмурившись, я посмотрела на Танцора.
— Аналогично, — хрипло произнес он. — Это был чистый ад.
Я посмотрела на Бэрронса, который тоже кивнул, затем на Кристиана и Риодана, кивнувших по очереди.
— У меня поползли гребаные мурашки, — напряженно сказал Кристиан.
Я бросила взгляд на Риодана.
— А ты что почувствовал?
Он одарил меня пронзительным взглядом и сказал, осторожно выбирая слова:
— Как будто мне тяжело удержаться в собственной шкуре.
Мои глаза расширились, когда я поняла намек, и взгляд метнулся обратно к Бэрронсу.
Его темные глаза сверкнули. Мы оба чуть не изменились. Пришлось бороться изо всех моих сил.
Я нахмурилась и посмотрела на шкатулку, гадая, чем она вообще являлась, и почему только я слышала ее изысканную мелодию.
***
Мы закруглились примерно через час, достигнув ровным счетом нихрена.
Никто не пожелал разрешить мне еще раз открыть музыкальную шкатулку, хотя Танцор попросил принести ее завтра в лабораторию. Все согласились, что ее не нужно выпускать из моих или Бэрронсовых рук, поскольку Круус очевидно желал ее и запросто мог забрать от Танцора.
— Я послушаю ее снова завтра, но хочу сделать это в лаборатории. Мне кажется, в ней что-то есть. Любая частота, производящая столь мощный эффект, требует более тщательного изучения. Она ощущалась как дьявольский тритон в геометрической прогрессии, — сказал он мне, морщась от воспоминаний. У двери он помедлил, готовый уже уйти, и обернулся к Джаде, улыбаясь. — Ты идешь?
Она бросила на него холодный взгляд.
— Кое-что случилось. Увидимся позже.
Его улыбка померкла. Хоть он и постарался тут же замаскировать свое разочарование, оно было очевидным для всех.
— Сегодня после всего этого ты мне не понадобишься, Джада, — сказал Риодан. — Иди с ним. Возьми отгул на ночь.
Она резко вскинула голову и пригвоздила его убийственным взглядом.
— Круто, — с энтузиазмом отозвался Танцор. — Пошли. — Он вновь вернулся к счастливому настрою.
— Проблемы Риодана… не единственное, что случилось, — равнодушно ответила Джада. — Я занята.
Риодан ответил голосом, которого я никогда раньше не слышала и не могла даже определить его эмоции.
— Джада. Иди. С ним. Сейчас же.
Долгое мгновение они смотрели друг другу в глаза, затем она резко поднялась, пронеслась мимо Танцора и вылетела за дверь, бросив озадаченному парню на ходу «Давай, пошли».
Как только они ушли, я повернулась к Риодану.
— Какого черта произошло между вами двумя? Последнее, что я слышала — это то, что ты спас ее от огня. Думала, она это оценит.
— Она оценила. Даже поблагодарила, мать ее. Но потом случилось кое-что еще.
Я ждала.
Секунду он оценивал меня, осматривая кхалиси-светлые волосы, задерживаясь на моих глазах.
— Будь я проклят. Ты и правда превращаешься в Фейри. У них есть способности исцелять человеческие тела?
Я на мгновение задумалась, затем сказала:
— Полагаю, что да, до какой-то степени, но не знаю, как и насколько. Подозреваю, они пользуются Эликсиром Жизни, чтобы исцелять серьезные раны в редких случаях, когда им нужно сохранить жизнь смертному, и это несет за собой серьезные последствия. — Бессмертие. — А что? Кто ранен? И разве ты ничего не можешь поделать?
96 
