54 
Я всхлипываю еще громче.
– Я просто хочу найти м-м-маму. – Я смотрю заплаканными глазами на Таллулу. – Не знаю, куда мне еще идти…
Верджил тут же подыгрывает, обхватывает рукой мои плечи.
– Ее мама пропала несколько лет назад. Дело давно закрыто. И улик нет.
Черты лица Таллулы смягчаются. Должна признать, теперь она меньше напоминает Бобу Фетта[17].
– Бедняжка, – говорит она и поворачивается к Верджилу. – И ты ей помогаешь? Таких, как ты, Вик, больше нет!
– Нужно взять образец слюны. У меня есть волос, который предположительно принадлежит ее матери, я хотел бы провести митохондриальный анализ ДНК. По крайней мере, это стало бы для нас отправной точкой. – Он поднимает голову. – Лулу, пожалуйста. Помоги старому… другу.
– Не такой уж ты и старый, – мурлычет она. – Ты единственный зовешь меня Лулу. Волос у вас с собой?
Верджил протягивает ей пакет, который нашел в камере хранения улик.
– Отлично. Сейчас возьмем образцы у девочки.
Она наклоняется и роется в ящике в поисках бумажного пакета. Я уверена, что она ищет иголку. Я в ужасе, потому что терпеть не могу иголок, и меня начинает бить дрожь. Верджил встречается со мной взглядом.
– Ты переигрываешь, – шепчет он.
Но он довольно быстро понимает, что я всерьез напугана, потому что начинаю стучать зубами. Я не могу оторвать взгляда от пальцев Таллулы, когда та срывает стерильную упаковку.
Верджил крепко сжимает мою руку.
Не могу вспомнить, чтобы кто-нибудь держал меня за руку. Возможно, бабушка, когда тысячу лет назад переводила через дорогу. Но она делала это из чувства долга, а не для того, чтобы выразить сочувствие и поддержку. Это совсем другое.
Я перестаю трястись.
– Расслабься, – просит Таллула. – Это всего лишь большая гигиеническая палочка. – Она надевает пару резиновых перчаток и маску, велит мне открыть рот. – Я только проведу ею по внутренней поверхности твоей щеки. Это совсем не больно.
Через десять секунд она убирает палочку с ваткой и засовывает ее в небольшую пробирку, которую подписывает. Потом повторяет всю процедуру сначала.
– Долго ждать? – спрашивает Верджил.
– Если «рыть землю», то пару дней.
– Не знаю, как тебя и благодарить.
– Я знаю. – Ее пальцы взбираются по изгибу его локтя. – Я свободна, можешь пригласить меня на обед.
– Вот только Верджил занят, – вмешиваюсь я. – Вы же сами говорили, что записаны к врачу, забыли?
Таллула наклоняется ближе и шепчет, я, к сожалению, слышу каждое слово:
– У меня еще остались гигиенические палочки, если захочешь поиграть в больницу.
– Если опоздаете, Виктор, – снова вмешиваюсь я, – не успеете получить рецепт на очередную порцию своей «виагры».
Я спрыгиваю со стола, хватаю Верджила за руку и вытаскиваю из кабинета.
Свернув за угол, мы так громко хохочем, что, кажется, лопнем со смеху, не успев выбежать на улицу. После прислоняемся спиной к стене здания лаборатории «Джензиматрон», пытаясь перевести дух.
– Не знаю, убивать тебя или благодарить, – говорит Верджил.
Я искоса смотрю на него и сиплым голосом Таллулы произношу:
– Я знаю. Я свободна, можете пригласить меня на обед.
Мы еще громче заливаемся смехом.
А потом, перестав смеяться, одновременно вспоминаем, зачем мы, собственно, здесь и что на самом деле никакого повода для веселья нет.
– И что теперь?
– Будем ждать.
– Целую неделю? Можно ведь еще что-то сделать.
Верджил смотрит на меня.
– Ты упоминала, что мама вела дневники.
– Да. А что?
– Там могут быть какие-нибудь зацепки.
– Я читала их миллион раз, – возражаю я. – Там только исследования, касающиеся слонов.
– Возможно, она упоминала своих коллег. Или написала о возникших конфликтах.
Я сползаю по кирпичной стене и сажусь на тротуар.
– Вы продолжаете считать мою маму убийцей.
Верджил присаживается рядом.
– Быть подозрительным – моя работа.
– Если быть точным, – поправляю я, – это когда-то было вашей работой. Теперь ваша работа – найти пропавшего человека.
– И что дальше? – интересуется Верджил.
Я не свожу с него глаз.
– Неужели вы способны на такое? Найдете мне маму, а потом опять ее отберете?
– Послушай, – вздыхает Верджил, – еще не поздно, можешь меня уволить. Могу поклясться, что я тут же забуду и о твоей матери, и обо всех преступлениях, которые она способна или не способна была совершить.
– Вы больше не полицейский, – говорю я.
54 
