ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  14  

— Я не смогу прийти, — сказала Мари. — Не потому, что не хочу. Просто мои родители тоже против этих встреч.

Шанталь несколько раз моргнула:

— Вот как? Почему?

— Думаю, потому, что вы здесь чужие и ни на кого не похожи. Еще они, наверное, полагают, что у наших отношений нет будущего.

— Ты тоже так считаешь?

— Я не знаю, — честно призналась Мари. — Я слишком хорошо ощущаю, какие мы разные.

— Вы с Кристианом?

— С ним тоже, а особенно — с вами.

— Да, мы с тобой действительно очень разные, — помолчав, сказала Шанталь.

Эти слова задели девушку.

— Конечно, вы аристократка, а я…

Брови Шанталь поползли вверх, на ее лице появилась изумленная и в то же время жесткая усмешка, а в голосе вновь прорвались те самые горестно-циничные нотки.

— Аристократка? Я не аристократка, девочка, я — шлюха. Пусть и бывшая — это не меняет дела. А Кристиан — ослепший незаконнорожденный сын шлюхи, вот уже семь лет живущий с пулей в голове, хотя еще тогда доктора говорили мне, что он может умереть в любую минуту.

Заходящее солнце низко стелило свои багровые лучи, и даль была беспредельна и спокойна. Ветер слабо колыхал травинки, а возвышавшиеся вдали днем серые и черные, а сейчас кроваво-красные скалы бросали вызов времени и хрупкости человеческой жизни.

— Я думала, Кристиан слепой от рождения! — Мари бессознательно выхватила из речи Шанталь то, что казалось ей наиболее важным.

— Нет, он родился таким, как все. Он тебе не говорил?

— Нет.

— Что ж, — помедлив, промолвила женщина, — думаю, он не хотел ничего скрывать, просто он желает отрешиться от прошлого, навсегда вычеркнуть его из памяти. Он никогда о нем не говорит. Даже со мной.

— Как же это случилось?

От волнения Шанталь пошла быстрее, и ее юбка грациозно колыхалась в такт шагам.

— Наверное, мне лучше начать рассказ с себя. К тому же, поскольку ты собираешься уехать отсюда, моя история послужит тебе предостережением. Я родилась в бедном провинциальном городке, таком же маленьком, как этот остров. В нашей семье было девять детей. Мать умерла, пытаясь избавиться от десятого ребенка, поскольку прокормить такую семью не представлялось возможным. Нас воспитал отец и бездетная тетка. Я была младшей, меня жалели и баловали, возможно, потому во мне с детства обнаружилась тяга к красивым вещам и нарядам. И еще я очень хотела учиться музыке. Когда мне исполнилось четырнадцать, отец умер, и семья фактически распалась. Мои старшие братья ухе работали, сестры вышли замуж. Они дали мне денег, и я поехала в Париж. У меня в голове не было никаких планов, ни единой мысли, просто хотелось уехать — и все. Никто не сумел меня отговорить.

— А что такое Париж? — вставила Мари.

Хотя Шанталь нахмурилась, в ее глазах что-то блеснуло. Отражение былого, когда-то не только причинявшего боль, но и радовавшего ее?

— Париж… Романтический город… И в то же время очень жестокий. Ему свойственна скандальная роскошь, в него стекается слишком много денег, и, погрузившись в этот поток, недолго потерять душу. Но сперва я увидела Париж другим. Чужим, пугающим, огромным и мрачным — здесь никто меня не ждал, никому не было дела до моих желаний. Я устроилась работать на фабрику и поселилась в доме для работниц. Это было ужасное место — средоточие вопиющей нищеты. Я чувствовала, что никому не нужна.

Впрочем, меня тоже интересовали далеко не все. Кое-кто из фабричных рабочих пытался ухаживать за мной, но я даже не смотрела в их сторону. Мне казалось, что это какие-то серые тени, составная часть той жизни, от которой я больше всего на свете хотела убежать. Я видела на улицах богатые коляски и знатных дам в роскошных туалетах и чувствовала, что выглядела бы в этих нарядах ничуть не хуже, чем они. Меня сжигала зависть, а зависть, Мари, самый тяжкий человеческий порок, она способна рассорить кого угодно, опустошить любое сердце, подобно тому, как змея разоряет птичье гнездо. И ют однажды на улице Сен-Мартен ко мне подошла хорошо одетая женщина, представившаяся Флоранс Дюкле. Она спросила, кто я такая и как мне живется. Она сразу меня раскусила, поняла, что я неопытна и невинна, но при этом тщеславна. Надо ли говорить, что тогда я была еще и очень хорошенькой? Мадам Дюкле без обиняков предложила мне сделку: я отдаюсь одному из клиентов ее заведения (она была помощницей хозяйки публичного дома и вербовала девушек), и он платит сто франков, из коих семьдесят достаются мне. «Разве лучше потерять невинность в объятиях какого-нибудь мужлана? А кто еще на тебя посмотрит — ведь ты всего лишь фабричная работница!» — сказала мне она. Таким образом я узнала, сколько стоит то сокровище, коим изначально обладают все дочери Евы. Знай, Мари, когда ты впервые будешь спать с мужчиной, имеешь право потребовать с него сто франков. И постарайся ни с кем не делиться! — И тут же с усмешкой прибавила: — Прости. Иногда срываются такие шутки…

  14