Последние отзывы

  112  

Когда я был с ним всего несколько месяцев, он взял меня на общую встречу. Сын другого вора в законе сказал, на мой взгляд, что-то оскорбительное про Пахана. Я схлестнулся с парнем постарше - это означало, что мы оба должны были драться в центре заполненного людьми склада. "Ты слишком умён, чтобы принимать удары в голову", сказал мне Пахан, когда мы шли сквозь толпу. - Севастьян нахмурился. - Он всегда говорил, что я умный. Так что я ему сказал, что буду "драться с умом".

Я так чётко могла представить себе эту картину: Пахан, сопровождающий его сквозь толпу бандитов, Севастьян с задранным подбородком, напряженно впитывающий внимание Пахана. Потому что никто раньше не давал ему советов.

Пока я шёл к импровизированному месту боя, вокруг орали люди, выкрикивая свои ставки. Мне было всего четырнадцать, и... угроза была серьёзной. - Мягко говоря. Пахан, казалось, очень беспокоился, что меня могут покалечить. Я попросил его не волноваться.

И что он ответил?

Он вздохнул и сказал "Лучше привыкай к этому, сынок". Впервые тогда он назвал меня сыном. И что-то щёлкнуло в моей голове, я понял, наконец, что с ним у меня будет постоянный дом.

Может быть, на протяжении нескольких месяцев он боялся, что ему придётся вернуться на улицу? Покинуть Берёзку? Ох, Севастьян.

И после этого я был сосредоточен на победе, чтобы заставить его мной гордиться.

Ты победил?

От моего поверженного противника меня оттаскивали втроём.

В четырнадцать лет.

Пахан позволил тебе продолжать драться?

Я убедил его, что буду делать это безо всякой причины - или же ради денег и уважения. Ему оставалось только согласиться.

Ты не учился в школе?

Я учился у него, - ответил Севастьян само собой разумеющимся тоном. Пунктика по поводу образования у него не было; неудивительно, что Филипп солгал. Было совершенно ясно, что Севастьян был уверен в своих знаниях и способностях. Также было ясно, что Пахан эту уверенность всячески поддерживал.

Еженедельно он покупал мне книги. По математике, экономической теории, философии, русской литературе. И истории, - продолжал Севастьян. - Он никогда не говорил, что я должен их читать, но наградой являлась возможность обсудить с ним эти книги, обычно, когда он возился с этими проклятыми часами.

Эта несомненная привязанность Севастьяна вновь увлажнила мои глаза.

Спасибо, что рассказал мне об этом. - Он, наконец, хоть в чём-то приоткрылся! Всякий раз, видя эти проблески его настоящего, я чуть больше в него влюблялась.

Он приподнял брови.

Думаю, это самая длинная история, какую я когда-либо рассказывал.

Я не могла понять, шутит ли он или говорит серьёзно.

В этот момент облака расступились, открыв луну. Её свет пролился над рекой, подсветив цифры на часах, отчего они засияли.

Полнолуние. Неужели с того дня, как Севастьян увёз меня в Россию, прошёл месяц? Месяц с нашего первого поцелуя?

Интересно, вспомнил ли он об этом? Казалось, всё, что он делал, было подчинено какой-то цели. Может ли он оказаться скрытым романтиком?

Я небрежно заметила:

Это своего рода наша годовщина.

Он совсем не выглядел удивлённым.

Да. Так и есть.

Мы отпразднуем наш первый поцелуй? - Тогда я даже понятия не имела, кем станет для меня этот мужчина.

Я бы хотел. - Он привлёк меня к себе. - Ты не представляешь, как сильно я хотел отметить тебя своим поцелуем.

В самолёте ты отметил меня много чем ещё.

Его веки отяжелели, когда он, очевидно, вспомнил о том, чем мы занимались.

Мне очень повезло той ночью.

А сейчас?

Я буду считать себя счастливым, моя неуловимая девочка, когда ты станешь считать себя занятой. У каждого мужчины есть слабость; ты - моя слабость. Я это принимаю. А ты должна принять меня.

Нет, у каждого человека есть слабости.

И Александр Севастьян был моей.

Ты нужна мне вся целиком, Натали.

Он открылся мне сегодня, и на этом мы уже можем что-то построить. Я улыбнулась ему.

Я пока ни от чего не отказываюсь, Сибиряк.

Думаю, это уже хорошо - пока. - Подушечкой большого пальца он провёл по моей щеке. - Хочешь вновь посмотреть на свою картину? Мы можем вернуться.

Вернуться? Когда минутная стрелка вновь сдвинулась, я не чувствовала грусти. На этот раз я чувствовала крошечный проблеск оптимизма.

Может, мы, наконец-то, движемся вперёд.

  112