Последние отзывы

  114  

– Я понятия не имею, кто такой Мюллер. Морис – предатель своей родины.

– Ах, родины, – произнесла Сара в отчаянии от того, как легко штампуется суждение. – Он сказал однажды, что его родина – это я… и Сэм тоже.

– Как я рада, что его отец не дожил до этого.

Еще один штамп. В критические минуты человек, очевидно, цепляется за старые штампы, как ребенок за родных.

– Возможно, его отец лучше бы все понял, чем вы. Эта ссора была столь же бессмысленной, как та, что произошла между нею и Морисом в последний вечер.

– Извините, – сказала Сара. – Это вырвалось у меня не намеренно. – Она готова была на что угодно, лишь бы установить хотя бы относительный мир. – Я уеду от вас, как только Сэму станет лучше.

– Куда же это?

– В Москву. Если меня выпустят.

– Сэма ты не возьмешь. Сэм – мой внук. Я же его опекунша, – сказала миссис Кэсл.

– Лишь в том случае, если Морис и я умрем.

– Сэм – британский подданный. Я добьюсь опеки над ним Канцлерского отделения Высшего суда. Завтра же повидаюсь с адвокатом.

Сара понятия не имела, что такое Канцлерское отделение. По всей вероятности, еще одно препятствие, которого не учитывал тот, кто говорил с ней из телефона-автомата. Голос у того человека был извиняющийся: он утверждал – совсем как доктор Персивал, – что он друг Мориса, но почему-то Сара ему больше поверила, несмотря на то, что говорил он осторожно, и иносказательно, и с легким иностранным акцентом.

Незнакомец извинялся за то, что ее еще не переправили к мужу. Это можно было бы устроить немедленно, если бы она поехала одна: с ребенком почти нет надежды провести ее через паспортный контроль, какие бы безупречные ей не дали документы.

– Я не могу оставить Сэма одного, – сухим от отчаяния тоном произнесла Сара, и незнакомец заверил ее, что «со временем» они найдут возможность переправить и Сэма. Если она доверится ему… И он начал давать ей завуалированные указания, где и как они могли бы встретиться: взять с собой только ручную кладь… теплое пальто… все, что ей потребуется, можно будет купить там… но она сказала:

– Нет, нет. Я не могу уехать без Сэма. – И бросила трубку.

А теперь вот Сэм заболел, и возникла эта таинственная «опека Канцлерского отделения Высшего суда», – слова эти преследовали ее, пока она шла к себе в спальню. Мальчика словно собирались поместить в приют. А можно ребенка насильно поместить в приют, как насильно отправляют в школу?

Спросить было не у кого. Во всей Англии она никого не знала, кроме миссис Кэсл, мясника, зеленщика, библиотекаря, школьной учительницы… ну и, конечно, мистера Боттомли, который то и дело возникал на ее пути – у входа в дом, на Главной улице, даже по телефону. Он так долго жил в Африке, что, возможно, чувствовал себя легко и свободно только с ней. Он был очень любезен и очень любопытен и то и дело изрекал благочестивые пошлости. Интересно, что бы он сказал, если бы она попросила его помочь ей бежать из Англии.

Наутро после пресс-конференции Мориса позвонил доктор Персивал – из, казалось, довольно странного побуждения. Морису якобы полагались какие-то деньги, и там, на службе, хотели выяснить номер его банковского счета, чтобы перевести их, – похоже, они старались быть в малом до скрупулезности честными, хотя потом Сара подумала, не испугались ли они, что денежные затруднения могут подвигнуть ее на какой-то отчаянный шаг. Могло это быть и своего рода взяткой, чтобы она сидела на месте. Доктор Персивал сказал ей – и голос его звучал, как у семейного врача:

– Я так рад, что вы ведете себя разумно, моя дорогая. Будьте разумной и впредь. – Вот так же он мог бы посоветовать: «Продолжайте принимать антибиотики».

А потом, в семь часов вечера, когда Сэм спал, а миссис Кэсл в своей комнате «припараживалась», как она это называла, к ужину, – зазвонил телефон. В такое время мог звонить мистер Боттомли, но звонил Морис. Слышно было так хорошо, точно он говорил из соседней комнаты. Сара в изумлении спросила:

– Морис, ты где?

– Ты же знаешь, где я. Я люблю тебя, Сара.

– И я люблю тебя, Морис.

– Говорить надо быстро, – предупредил он, – связь может прерваться в любую минуту. Как Сэм?

– Немного нездоров. Но ничего серьезного.

– А Борис сказал мне, что он здоров.

– Я не говорила ему. А то возникла бы еще одна сложность. Их и так безумно много.

– Да. Знаю. Передай Сэму привет.

– Конечно, передам.

– Мы можем теперь уже не говорить иносказательно. Они будут всегда нас слушать.

  114