Последние отзывы

  120  

Женевьева ощутила его горячее дыхание на щеке и силу руки, обнявшей ее за плечи. Она — его жена: вспомнив об этом, молодая женщина вздохнула. Все, что было между ними, осталось в прошлом, теперь они одна семья. «Я люблю тебя, — хотелось сказать ей. — Разве ты не видишь, как я тебя люблю, и боюсь, и помню, что любовь причиняет боль?»

Опустив голову на подушку, она услышала, как маленькая Кэтрин делает последние жадные глотки. Тристан тихо засмеялся и подхватил с губ дочери каплю молока.

— Кэтрин…

Женевьева улыбнулась и закрыла глаза. Положив руку ей на бедро, Тристан наблюдал за дочерью. Это был прекраснейший момент в жизни Женевьевы, но от усталости у нее уже слипались глаза.

— Спи, Женевьева, — прошептал Тристан, снова обдавая ее щеку горячим дыханием.

— Не могу. За ней надо присмотреть…

— С этим я справлюсь сам. А теперь спи. Ты обещала слушаться меня.

— Нет, не обещала.

— Я сам слышал. Ты дала мне клятву. Закрой глаза и спи.

Она послушно смежила веки, позволив Тристану взять у нее девочку. Протяжно зевнув, Женевьева забылась сладким сном.

Женевьева провела в доме епископа две недели — никто не ожидал, что она так быстро оправится после родов. Чувствовала она себя превосходно, хотя из-за слабости не могла подолгу оставаться на ногах. С каждым днем она все сильнее привязывалась к дочери. Тристан был бесконечно внимателен к ней. На следующий день после родов он преподнес жене инкрустированный изумрудами медальон в золотой оправе. Украшение очень понравилось Женевьеве. Тристан пообещал заказать миниатюрный портрет малышки Кэтрин, чтобы Женевьева всегда могла носить его на груди, и ласково поцеловал ее в лоб.

Она жаждала поцелуя в губы, но он быстро отстранился. Тристан не мог проводить с женой все время: его отвлекали дела. Он составлял хартию, согласно которой Иденби становился городом, и возвращался в дом епископа только к ночи. Спал Тристан в отдельной комнате. Женевьева понимала, что оправится полностью только через несколько недель, но ей очень хотелось ощутить прикосновения мужа. Она мечтала лечь рядом с Тристаном и прижаться к нему…

Однажды днем, когда Женевьева стояла у окна с малышкой на руках, ее вдруг охватил страх. Неужели она стала женой Тристана только затем, чтобы навсегда потерять его? Как понимала Женевьева, дела складывались удачно: хартия была уже составлена, и днем ее муж вместе с другими рыцарями упражнялся с мечом.

Тристан сообщил жене, что ему необходимо закончить дела при дворе, вернуться в Бедфорд-Хит, уладить кое-какие мелочи и поручить управление поместьем Томасу. Когда же Кэтрин исполнится два месяца, они отправятся в Иденби. Женевьева удивилась, узнав, что Тристан привязан к ее дому сильнее, чем к своему. Впрочем, Бедфорд-Хит напоминал ему о смерти Лизетты.

Каждый день она с нетерпением ждала его прихода. Епископ оказался радушным хозяином. Женевьева уже извинилась за то, что случайно ударила его, но епископ заверил ее, что он не в обиде. Когда он высказал осторожное предположение, что брак не радует Женевьеву, та покраснела и опустила голову. Больше всего она радовалась рождению дочери, была готова отдать за нее жизнь.

Но вместе с тем Женевьева считала, что потеряла Тристана. Она его жена, а он не только не любит ее, но даже и не желает! Тристан больше не пытался покорить ее, сделать своей, отпраздновать победу.

Он был просто ее мужем — привлекательным, сдержанным, неизменно учтивым. Появляясь по вечерам, Тристан брал на руки ребенка и не спеша рассказывал о том, как прошел день. Женевьеву уязвляло его пренебрежение. Да, она не хотела выходить за него замуж, но смирилась со своим положением. Но если прежде он добивался ее, то почему теперь охладел?

Может, Тристан недоволен тем, что ребенок родился раньше положенного срока? Прежде они оба впадали в гнев, иногда ненавидели друг друга, порой вместе смеялись. Каким бы ни было прошлое, их связывала страсть. А теперь осталась лишь пустота. Их соединял только ребенок.

На крестинах присутствовали Генрих и Элизабет, король даровал Женевьеве земли, предназначенные для ребенка, чем обрадовал и удивил ее. Она не упрекнула короля за то, что он принудил Тристана к браку. Генрих и сам понимал, что творится у нее в душе.

— Кэтрин… — сказал он, точно пробуя имя на вкус. — В честь кого вы назвали девочку? Может, в честь моей прекрасной предшественницы, возлюбленной Джона Гонта?

  120