Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
44 
И все что происходит с тобой теперь – не волнует тебя как раньше в полной силе, а ты лишь просто ищешь аналогию с тем что уже выклал на бумаге. Сравниваешь правильно ли выклал это.
И больше ничего.
Наверное это и есть финал твоего творчества.
Из весёлого остроумного парня – души компании, ты превращаешься в задумчивого отрешённого человека с рассеянным взглядом.
Точка.
Какой выход из всего этого?
Может вернуться и стать снова читателем? Может это и есть – лечение? Выход из творчества?
То есть, если я брошу сочинительство то через год снова стану весёлым, остроумным парнем, лицо моё помолодеет а щёки станут розовыми и румяными. Буду выглядеть не хуже чем мой член.
Тьфу ты, какая-то ерунда получается.
Не хочу я быть похожим на свой член. И вообще – я привлёк его в рассказ – лишь что-бы привлечь Ваше внимание дорогой читатель.
Потому-что я знаю … я не могу заинтересовать Вас рассказом о тонких переживаниях моей души. Или о тонкостях моего характера, а лишь рассказом о проклятом члене – лишь он может привлечь Ваше внимание ко мне.
Это и есть правда жизни.
Не я со своей душой а член находится вначале рассказа.
И рассказ получился.
В общем – весь этот мир крутится вокруг него.
Он всюду – в семейных отношениях, в мечтах, в фантазиях.
И даже в моем творчестве – как я не хотел выкинуть его оттуда.
А раз так, то может пора сделать выводы?
Все просто, пока он стоит – и будет жить человечество!
С поднятым членом – оно выкрутится всегда. И всюду.
Даже источник альтернативной энергии найдёт. И на другие планеты слетает.
Ведь вдруг Земля грохнется?
Где тогда члену вставать?
Настенька
Я знаю. Когда я умру, у ворот рая меня встретит Архангел Михаил.
– Много ли грехов у тебя приятель? – Нахмурит брови он – Пил, гулял, изменял и помыслами чистыми не прославился на свете.
Я буду слушать мрачно опустив голову и смотреть себе куда-то под ноги.
– Может хоть нищим ты подавал?
Как по Вашему, дорогой читатель – подавал ли я нищим?
Конечно, Вы правы – такая сволочь как я никогда не спешила расставаться со своей мелочью в кармане. Причин для оправдания было много
1. Мне самому не хватает.
2. Пусть подаст кто-нибудь другой … кто побогаче.
3. Надо идти и работать а не попрошайничать.
4. А может быть нищий – не меньшая сволочь чем я и просто притворяется что-бы выманить у меня мою мелочь?
После чего я с задумчивым видом проходил мимо.
А что если я скажу Вам что все-таки подал один раз?
Вижу как Вы улыбаетесь дорогой читатель – Скорее небо перевернётся!
Ну, а если я скажу что тот кому я подал – была маленькая девочка, 2 лет?
Вижу как хохочите читатель – Ха -ха -ха! Ну и заливаешь ты сегодня!
А теперь приготовьтесь … и ответьте мне на один вопрос – что могло случиться что-бы такая сволочь как я, готов был отдать последнее этой девочке, а потом вдобавок бегал и тайком подкладывал ей подарки под дверь?
Не знаете?
Это случилось поздней осенью, в ноябре кажется. Моя маленькая дочь нашла себе подружку по дворе – Настю, 2 лет от роду.
Красивая ли она была?
Нет.
Богатая?
Нет. Даже хуже – её отец был бомжем и копался в местных мусорных баках. А мать – алкоголичка.
И одета Настенька была в лохмотьях. Но мне как Вы догадываетесь было глубоко плевать на это.
– Бог сделал нас разными – Объяснял я сам себе – одних бедными. А других – не очень.
И я с равнодушием проходил мимо Настеньки в лохмотьях. Стараясь не замечать её.
И вот однажды. … моя дочь сказала что пообещала Настеньке отдать свои детские часики – они ей были не нужны. Их у неё было аж 3 штуки.
– Ладно – сказал я сыто зевая – отдавай. Только те что похуже.
– Ну тогда отнеси ей сам. – Сказала дочь – Я обещала ей в 8 часов вечера принести.
Я посмотрел на свои часы – было под девятого. Одеваться и иди мне было уже лень.
– Да брось – ухмыльнулся я сквозь зубы – Принесёшь завтра, или послезавтра, или вообще никогда …
– Нет- заупрямилась дочь – отнеси ей сегодня. Пожалуйста.
Я ещё раз зевнул и наконец встал с дивана.
Квартира Настеньки была тремя этажами ниже.
Кутаясь в халат я спускался по лестнице сжимая в руках маленькие детские часики. Вот и дверь – неокрашенная, обшарпанная .
– Как они там живут? – Подумал я презрительно кривясь.
44 
