Последние отзывы

  24  

Ни хренища не ладно.

Сдулся Персиваль. Вышел весь. По ломтикам, по кусочкам душу растратил, а что не растратил, то утопил в черных очах Кали-Тысячерукой. И теперь хоть плач, хоть вой, хоть голову свою дурную о чужие кулаки разбей — ничего не переменишь.

Но итальяшка, сукин сын, хорош! Плечист и волосат, не человек — выродок хануманий, тхагами прирученный да на цепь посаженный. Клыков вот, правда, нету. И харя не обезъянья, бычачья скорей: низкий лоб, широкая переносица и ноздри вывернуты.

Дышит так, что пар валит. А больше ничего и не делает. Стоит. Ждет. Ухмыляется. А в глазах — пустота. Стеклянные они, неживые.

И видится Персивалю в стекле этом не собственное отражение, но золоченые черепа в ладонях Разрушительницы. Улыбается она, оставшаяся за сотни и тысячи миль от Сити, и руки протягивает, требуя обещанное.

И что делать? Отступить? И чтоб орали-улюлюкали в спину, кидали тухлятину, а потом пустили слушок, что Персиваль-Молот уже и не молот, а дохлая скотина?

Нет, лучше уж там, на опилочках упасть и отрубиться. Будет-будет в голове звон. Будет счастье забытья. И будет ласковый шепоток на незнакомом языке.

Или не будет. Поднырнуть этому бычку под бок. Вломить с левой — левая-то Перси всегда выручала — а потом и снизу да в челюсть. И в нос догнать. И если быстро двигаться, то очень даже получится.

Итальяшка, взрезав толпу, как плуг землю, выбрался на площадку. Он переступил с ноги на ногу, утрамбовывая рыхлые опилки, и снова замер, уставившись куда-то в толпу.

Персиваль ткнул в бедро припасенной иголкой. Не помогло. Нет, больно-то конечно стало, только не так, как прежде. Чувствуется через эту боль и собственная слабость, и ребра, ноющие не то заранее, не то от старых ран, и спина, которую третий день как ломит.

Вот сейчас и переломит.

Молодцевато перескочив через загородку, Персиваль заорал. Так, порядку ради. Шакальи тени брызнули из-под ног. И заунывная песня тхагов угасла в реве толпы.

А все ж таки надо было Нодди сказать, чтоб на итальяшку ставил…

Эта мысль стала последней: соперник, поддав босой ногой по кучке опилок, вдруг прыгнул. Ловкий, зар-р-раза! Да Перси и не таких ловкачей уделывал. Поднырнул под удар, отступил, чуть тронув косматый бок кулаком.

— Давай, давай! — орали справа.

— Наверни ему! — поддерживали слева.

— Наподдай!

— Вали!

— Ты мой, — шептала тысячерукая богиня, улабаясь раскровавленным ртом. — Признай.

— Бей! Бей!!!

Бей-убивай… бей-бей, веселей. Обхохочешься до усрачки. Персиваль отступал. И наступал. И обходил итальяшку, время от времени прощупывая ударами.

Крепкий. И быстрый.

И достал. Вломил, аж оборвалось внутри, плеснулось через сжатые зубы комом, да не вывернулась. Шалишь, одним ударом Перси не свалить. А итальяшка с лица не переменился. Туповато-равнодушное выражение, как будто насрать ему на все.

Может, оно и так. Но Персивалю с этого не легче.

А спину чутка и отпустило. Может, второй раз подставится, чтоб уж совсем?

Прозевал. Второй раз в голову пришлось. Скользнули по щеке пальцы. А следом, другие, правые, прямехонько в переносицу впечатались. И тут же — многорукое отродье! — в живот. В живот. В голову.

— Да бей ты его!

Бей. Убивай. Чтоб совсем. Чтоб не подняться с опилок. Ну же? Или слабо?

Чтобы раз и со всем покончить. Вылечить от подхваченной в Индии тоски.

Перед глазами плывет и все красное какое-то, кровью мазанное-перемазанное. Осклабились шакалы, заплясали кости на поясе Кали. Завыли тхаги.

— Ты мой, — повторяет богиня, и тысячи черепов у ног ее соглашаются.

— Нет!

Что нет? Где? Персиваль не там. Персиваль здесь. Вокруг орут-свистят. Нодди показыват, что падать надо. Падать?! Нет уж, Перси сам не станет… Перси должен… дотянется.

Дотянулся. Не в челюсть — в гранитную глыбину ударил.

А итальяшка, сжав голову Перси руками, толкнул вниз, вскидывая навстречу колено…

Гудело. Чуть потряхивало и щипало, не больно, но как-то очень уж мерзопакостно. И Перси хотело было глянуть, чего это такое щиплется, но не сумел открыть глаз.

Следом пришла мысль, что все это странновато и что, верно, итальяшка тот крепенько приложил коленом об лоб, если сейчас ничего не болит, но чувство такое, как будто бы Перси выпотрошили. И вторая мысль — а не случилось ли в печальный дом от такого удара попасть? Или куда подальше, в тот мир, где к Персивалю совсем иные счеты. Тут Перси перепугался и со страху дернулся, сел — только по плечам захрустело да треснуло чего-то, а знакомый голос сказал:

  24