Последние отзывы

  108  

Нужное нам хранилище находилось в конце этого удручающего во всех отношениях помещения. И едва Вадим открыл туда дверь, на нас повеяло могильным холодом и спертым, просто убийственным для моего чуткого носа запахом формалина. В первый момент я даже непроизвольно отшатнулась, но быстро взяла себя в руки и храбро шагнула внутрь вслед за мужчинами.

Ну что я могу сказать… Прозекторский зал мне понравился гораздо больше. И вовсе не потому, что здесь холодрыга жуткая. Запах неупокоенной смерти практически парализовал мое сознание, не давая возможности нормально мыслить. Было такое впечатление, будто на голову давит вся вселенская скорбь разом, пытаясь поглотить меня целиком, без остатка. Неимоверно захотелось пусть и с позором, но бежать отсюда куда подальше. Но нет, нельзя. Неимоверное испытание для моей стойкости. А вот Вадим, я смотрю, вполне комфортно себя чувствует при таком соседстве, гремит очередными ключами, вскрывая металлический ящик, очень похожий на почтовый, но только намного больше. Напряженное ожидание и тщательно скрываемое волнение Стефианира чувствовалось даже на расстоянии.

— Твоя мечта осуществилась, упырь. Любуйся в последний раз на свою подружку, — с нарочитым равнодушием протянул ученый, не без труда выдвигая тяжелый ящик. — Я прямо джинном себя чувствую, желания всякие выполняю.

— Скорее уж палачом, — непроизвольно сорвалось у меня с языка.

— Ай, не драматизируй, Свет, — отмахнулся муж. — Во всем надо уметь видеть что-нибудь хорошее.

— Даже в трупах? — Я кивнула в сторону вампира, скорбно склонившегося над телом искромсанной во благо науки Стадии, но смотреть туда поостереглась. Страшно. Да и неприлично как-то таращиться на чужое горе. А ведь я до сих пор так и не удосужилась спросить, кем же Стефу приходилась эта таинственная алаканта, для которой так печально закончилась прогулка в наш мир. Сестра? Коллега? Возлюбленная?

— А в трупах вообще хорошего больше, чем в живых, — с нежной улыбкой профессионального садиста выдал Вадим и вальяжно облокотился на боковину металлической конструкции, покручивая на пальце увесистую связку ключей. — В наш безумный век некоторые мертвые гораздо умнее живых и могут поведать намного больше всяких непутевых умников, только мнящих себя таковыми на словах, а на деле — форменные глупцы. А трупы? Трупы всегда гарантированно молчат, не говорят тебе гадостей и оскорблений, не устраивают истерик, их не надо уговаривать, они не корыстны и не тщеславны, не жмутся и не ломаются, набивая себе цену, которой не стоят, им не нужны норковые шубы и бриллианты, а твоя зарплата им вообще до фонаря. Прекрасные ребята, одним словом. Надо только знать, как их заставить говорить, и использовать полученную информацию себе во благо.

— Я так понимаю, с тобой жмурики максимально откровенны? — не удержалась от сарказма я.

— Конечно. — Самодовольство ученого явно начало зашкаливать. — При правильном подходе, умелых руках и умной голове можно даже дождевого червяка заставить рассказать историю создания вселенной.

— И что? Показания многих червей сходятся? Или у каждого есть своя собственная версия?

— Светик, дорогая. — Вадим поправил очки, словно так ему лучше стало меня видно, и мягко поинтересовался: — Я тебя сегодня не узнаю. Ты прямо какое-то воплощение язвительности.

Я не удержалась и фыркнула:

— Кто бы говорил! Из тебя сегодня тоже личностные открытия сыплются как из рога изобилия.

— Надеюсь, приятные?

— Нет. — Я фыркнула второй раз. Вот от чего от чего, а от скромности мой муженек точно не помрет. Его скорее вампир загрызет, за наглость и беспринципность. И будет по-своему прав.

Я зябко поежилась и обхватила себя за плечи руками. Холодно, однако. Царящий в этом скорбном помещении дубняк, должный сохранять покойников в относительно свежем состоянии, не способствовал комфортному пребыванию тут живых. У меня уже скоро зуб на зуб попадать не будет. А вот моего чокнутого профессора, похоже, местная погода нисколько не смущает. Стоит себе в расстегнутой куртке, ничего у него не мерзнет, даже нос не покраснел. Привык, наверное.

— Вот она, участь непризнанного гения, — с притворным разочарованием вздохнул мой благоверный и поднял глаза к потолку, сетуя ему на столь вопиющую несправедливость. — Но тебе, дорогая, как человеку несведущему я прощаю и предоставляю уникальную возможность исправиться. Скажи, я ведь гений?

  108