614 
Гарри чувствовал мрачное торжество. Ему было плохо, он чувствовал себя просто ужасно — и он хотел кого-нибудь ранить. И, увидев, как Драко отпрянул, словно от неожиданной боли, он понял, что добился своего.
— У меня никогда не было выбора, — жестко добавил Гарри и осекся, уставившись на него. У Драко было совершенно белое лицо и огромные глаза — огромные и испуганные. Он был похож на ребенка, потянувшегося к родительской руке и получившего шлепок, непонятно за что. И Гарри осознал, что ранил Драко так же, как только что ранили его самого. А может, даже сильнее. Удовлетворение, которое он чувствовал, медленно испарилось.
— Малфой, я…
Но Драко был уже на ногах, он отшатнулся от протянутой руки Гарри.
— Да пошел ты, Поттер… — голос его был остр, как ледяной кинжал. — Хочешь, чтобы все от тебя отвязались? Ну, так получай. Сиди и тухни здесь. Разрушай свою жизнь. Разрушай себя… — голос его сорвался, словно он больше не мог стоять здесь, глядя на Гарри, — развернувшись, он прошел к двери и с шумом захлопнул ее за собой.
* * *
— Джинни, мне нужно поговорить с тобой…
Она подняла взгляд от «Брюк, полных огня» и, к своему изумлению, увидела Симуса, босиком спускающегося по лестнице, ведущей к спальням мальчиков. Поверх полосатой красно-белой пижамы был наброшен темный плащ. Она отложила книгу на столик:
— Симус?… Почему ты проснулся?
— Эй… — он присел рядом и каким-то совершенно несвойственным ему жестом взял ее за запястье. Она удивилась: темно-синие глаза были полны беспокойством. Свет, идущий от камина, касался кончиков его волос, превращая их в темно-золотой ореол.
— Я зашел к тебе в комнату и… разбудил Эшли и Элизабет… И они сказали, что ты тут. Читаешь.
— Да, я тут. Что случилось, Симус? Ты меня пугаешь…
И он ей все рассказал.
Где-то посередине рассказа книга выпала у нее из рук и шлепнулась на пол. Джинни окаменела на месте, она сидела, в изумлении вытаращив глаза на Симуса.
— Откуда, — наконец пошептала она, — откуда ты все это знаешь?
— Когда я вышел, я налетел на Гермиону. Она все мне объяснила и попросила передать это тебе, — он прикусил губу. — Джинни…
Она выдернула свою руку:
— Я не могу в это поверить! Не могу поверить! Это… Это нечестно!
Симус удивленно взглянул на нее:
— Нечестно?
— Все, все влюбляются в Гермиону! Все!
Джинни соскочила и швырнула кочергу, которой она ворошила дрова в камине, на решетку. Та с лязгом стукнулась о металл и отскочила. Симус сморщился.
— Сначала Гарри, потом Драко, потом мой собственный брат… — она крутнулась к сползшему в кресло Симусу. — И кто следующий? Ты?
— Я не влюблен в Гермиону, — испуганно возразил Симус.
Джинни приняла воинственную позу, уперев руки в боки. Она понимала, что выглядит смешно, но остановиться уже не могла:
— А почему нет?
— Почему нет? — еще испуганнее переспросил Симус. — Потому что нет!
— Это не ответ! — отрезала она, скрестив на груди руки.
— Я… я не знаю, Джинни, она ведь подружка Гарри, правда?…
— И что — из-за этого она несимпатичная?
— Нет, она очень симпатичная…
— Она что — не милая?
— Милая, — по губам Симуса проскользнуло легкое подобие улыбки.
— Разве она не умная?
— О нет, умная, даже чересчур, это немного пугает…
— Так почему же тебе нравлюсь я? Наверное, потому что я не так умна? — разбушевалась Джинни. — А потому совсем не пугаю тебя?
— Нет, дело не в этом, — ужаснулся такому повороту Симус.
— Так в чем же? С ней что — что-то не так?
Симус бросил пытливый взгляд на лестницу.
— Пойду-ка я лучше обратно в спальню… Там, конечно, в воздухе могут уже летать стаканы, однако там куда спокойнее, чем здесь…
— Так что с ней не так? — топнула ногой Джинни. — Она что — недостаточно хороша для тебя?
— Что? Да нет, с ней все нормально, Джинни…
— Тогда почему ты не влюбился в нее?
И у Симуса лопнуло терпение:
— Да потому что я люблю тебя! — заорал он.
Джинни вытаращила глаза, он остолбенело уставился в ответ, не в силах поверить в то, что он только что сказал. Джинни тоже. Не то, чтобы она совершенно не могла в это поверить — она грезила тем, чтобы ей кто-нибудь это сказал, — да какая девушка ее возраста не мечтает об этом? Однако, все это представлялось совсем не так — признание в любви вовсе не должно было быть криком. И глаза, смотрящие на нее, никогда не были синими: синие глаза были у ее брата — цвет постоянства, надежности, доброты — это вовсе не был цвет страсти или романтической любви…
614 
