540 
У нее свело горло, когда она вспомнила боль, которую ощутила тогда. И эта боль была не только ее — но и ее брата. Позже, когда они переговорили об этом, он заявил, что всегда об этом знал, однако она могла бы поспорить, что это было не так. Её тогда еще потрясло, как спокойно он все это воспринял. Может, даже слишком спокойно.
— А ты? — задала она встречный вопрос Драко.
— В прошлом году, — непроизвольно передернулся Драко. — Это должно было случиться раньше, но меня сбивала с толку мысль, что она все еще встречается с Уизли… ох, прости, — с твоим братом.
В темноте сверкнула его улыбка.
— Во время Зелий Гарри смотрел на нее, когда думал, что она не видит, таращился на нее так, словно она была водой в пустыне. Все было очевидно. Я еще перехватил этот взгляд и подумал: «Ага, он от нее совершенно ошалевший, да при этом еще такой дурак, что не понимает этого. Как бы мне это использовать?…»
Джинни тряхнула головой:
— Ну, это же абсурд. И как бы ты это сделал?
— Что сделал?
— Ну, использовал это?
— А я и не использовал: раньше, чем мне это удалось, началась вся эта история с Многосущным зельем.
— Закон жанра, — заметила Джинни.
— Что?
— Ты меня слышал. Ты собрался использовать против Гарри то, что он влюблен в Гермиону. И потом… — ее голос оборвался, она сообразила, что ступает на зыбкую и опасную почву. Они договорились это не обсуждать. — Наверняка ты бы сделал что-нибудь ужасное.
— Согласен, — голос Драко был ясен и тверд, как стекло. — Кстати, тут есть еще кое-что.
— И что?
— Я не был единственным, кому пришла в голову эта мысль.
— Эта мысль?
— Использовать её против него. Ну же, Джинни! У каждого есть своя слабость. Он отовсюду защищен — кроме нее.
— Что ж, коль скоро ты воспринимаешь любовь к кому-то как слабость… — резко начала она.
— Ну, естественно, — ответил Драко, словно она брякнула какую-то глупость.
— Мне кажется, ты начал говорить, как твой отец, — тихо заметила она.
— Думаю, что я вообще как-то много говорю, — перебил он, — не обращай внимания.
— Ты недооцениваешь Гарри. Он никогда бы не допустил, чтобы кому-то, о ком он беспокоится и заботится, нанесли вред. Если это называть слабостью, то у него их не меньше дюжины. Мой брат. Сириус. Хагрид. Ты, — Джинни положила руку ему на плечо, и его мягкие прядки скользнули по ее кисти. — Получается, что с твоей стороны он тоже не защищен.
— О, нет, — отчужденно бросил Драко. — Думаю, он бы пожертвовал мной вместе со всеми остальными.
— Драко…
— Он же герой, правда? Именно так они и поступают: приносят что-то в жертву ради всеобщего блага.
— Ты нужен ему, — возразила Джинни, и Драко поднял к ней глаза — ясного, серебристого цвета, незамутненного ни зеленым, ни голубым, ни серым оттенком.
— Гарри не нуждается ни в одном из нас по сравнению с тем, как он нужен нам; все дело именно в том, кто он и что он. Он — герой, а мы — его сотоварищи, его спутники — мы вращаемся вокруг того, что делает он.
— Ты думаешь, мы не нужны ему? А как же Гермиона?
— Он влюблен в неё, — произнес Драко. — И даже более… Ты знаешь, что во время распределения он чуть было не попал в Слизерин? И это, и многое другое — он все время, каждый день ощущает себя обманщиком, это у него накрепко засело в подсознании. А потому он всегда пытается победить, оправдать себя, потому он никогда не идет на попятный, потому он должен быть не просто хорош, а чертовски великолепен. Он боится того, чего мог бы достичь, не удержи он себя тогда. Но Гермиона… — однажды он сказал мне, что она видит его не таким, каков он есть, а таким, каким мечтает, чтобы он стал. И мир для неё куда лучше того, в каком мы живем, и Гарри в нем тоже куда лучше реального Гарри. Думаю, она осознает себя хранительницей всего того лучшего, что есть в нем. Она защищает его — не от мира, а от него самого… Я понятно говорю?
Джинни неожиданно осознала, что сидит и не сводит с Драко глаз.
— Боюсь, что да, — кивнула она.
— Но это как обоюдоострый меч, — продолжил Драко и взглянул на нее, их взгляды встретились. — Поскольку чем больше он чувствует, что не является тем человеком, каким она его считает, тем больше боится, что никогда таким не станет, и однажды она поймет это и бросит его. И заберет у него не только себя — что само по себе почти убьет его — но и это свое видение «лучшего Гарри», каким он всегда хотел быть. А это сделает то, на что не способен даже Вольдеморт.
540 
