Последние отзывы

  9  

Тот тоже, говорят, черен и космат.

— Вечно ему мало, утроба ненасытная… боится, выродок…

И я замирала, понимая, что не дозволенные слова произносит Тридуба. И верно сильный гнев испытывает он, если забылся, посмел сказать подобное.

Но дело не в отце, а в том, что решил Вилхо связать древние рода новыми узами.

Дюжину свадеб сыграли в Оленьем городе, поскольку не нашлось никого, кто пожелал бы спорить с кёнигом. И быть может, сам Ерхо Ину смирился бы, когда б речь сыновей коснулась. Но нет, потребовал Вилхо невозможного — отдать Пиркко-птичку.

Отец говорил.

А мое беспокойное воображение рисовало новую сказку. И Ерхо Ину в своей внезапной откровенности, подкрепленной вторым кувшином вина, находил такие слова, что я будто видела все.

Огромный зал.

И золотую гору трона, на которой восседает кёниг.

Сверху вниз смотрит он на подданных.

Золотой великан?

Отнюдь.

Великана отец уважал бы. А кёниг еще не стар, но уже толст. И кожу имеет бледную, женскую, с румянцем на щеках. Бороду свою тонким гребнем расчесывает, смазывая маслами драгоценными, отчего пахнет она цветами. Рядится он в шелка и бархаты, золотые цепи на шею вешает.

И глядя в кубок, вновь мной наполненный, вслух удивлялся Ерхо Ину, как вышло, что этакое ничтожество на троне воссело?

Ответ был известен: крепок трон, пока сильны мечи, на которые он опирается.

А нет на Севере бойца лучше, чем Черный Янгар.

Замолчал отец.

И продолжил. Я же, вновь наполнив вином его кубок, закрыла глаза: так легче увидеть то, что за словами стоит.

— Нашли мы для дочери твоей жениха, — таковы были слова кёнига. Все, собравшиеся в тронном зале, слышали их. И отец ответил со всей учтивостью, гнев сдерживая:

— Молода она еще для замужества. Куда спешить?

Огляделся он.

Огромен зал.

И красная дорожка кровавой полосой его пополам разделила. Вдоль дорожки, на циновках советники сидят, старцы в белых шерстяных халатах, поверх которых собольи шубы наброшены. Кивают они каждому слову кёнига. И кланяются высокие шапки, драгоценными камнями украшенные, едва ли не касаются друг друга.

За спинами советников аккаи возвышаются. Не угроза, но напоминание: вот истинная власть.

— Пятнадцать зим исполнилось, верно? — смотрел кёниг на советников, на аккаев, на Янгхаара Каапо, что застыл тенью в тени же трона.

Пятнадцать.

Сватали с тринадцати…

— Молода. Слаба, — упрямо повторил Тридуба, радуясь, что, привезя дочь в Олений город, все ж не решился ко двору представить.

Ей-то хотелось, птичке-невеличке, да впервые отказал Ерхо Ину дочери.

Нехорошо было при дворе в последние годы.

Много золота. Мало чести.

А спокойствия нет и вовсе.

— Ничего, за таким мужем, окрепнет. Радуйся, Ерхо, сам Янгхаар, прослышав о том, до чего красива у тебя дочь, пожелал взять ее… в жены.

Он нарочно говорил так, чтобы упрямый Тридуба понял: свадьбе быть. А не быть свадьбе, так быть войне. Но Ерхо Ину был не из тех, кого испугать можно.

— Нет, — ответил он, глядя в снулые глаза кёнига. — Для своей дочери я сам мужа подыщу.

Не ожидал Вилхо подобной дерзости.

И верно, подумал, что в этой войне никому не победить. Да, силен Янгхаар, и под рукой его многие сотни служат. Скажи слово — и полетят, понесутся по-над полями, обрушатся на мятежного Тридуба. Однако и у него род могучий. Ответит ударом на удар.

А там, глядишь, и многие, кто терпел, стиснув зубы, поднимутся.

Крепки еще золотые рода.

И свежи недавние их обиды.

Не истлела еще память о детях Великого Полоза…

— Чем же наш жених нехорош? — спросил Вилхо, чувствуя, как давит на темя тяжелая корона. Улыбаться себя заставил. — Разве не силен он?

— Силен. Не слышал, чтобы был кто сильнее.

— Разве беден?

— Богат, — согласился Ерхо Ину. И закивали советники, спеша согласиться. — Говорят, будто бы у него и рабы каждый день мясо едят.

— Разве собой не хорош?

— А тут, — Тридуба развел руками, — не мне судить. Я не девица.

— Так в чем же дело?

— Всем люб твой жених, кёниг, — и Ерхо Ину не желал войны. Кровь прольется? Да, но на пашни Ину. И полягут в землю те, кому бы это землю к севу готовить, а вместо пшеницы драконьими зубами взойдут на ней мечи да стрелы. И пусть бы пошатнется трон, да только останется ли кто, способный возрадоваться этакой победе. — Всем хорош… вот только какого он роду? Уж извини, но стар я для сказок. И знать желаю, что за кровь в его жилах течет. Не гнилая ли? Не порченная? Не оттого ли не говорит твой жених о предках, что стыдится их?

  9