Последние отзывы

  15  

— Идем.

У его шатра костер горел ярко. И слуга тотчас подал чашу с горячим медом, которую отец осушил одним глотком. Он вытер усы, крякнул и, глянув на небо, повторил:

— Уже завтра…

Под пологом его шатра царил сумрак, с которым не справлялись восковые свечи.

— Помоги, — он повернулся ко мне и молча стоял, пока я боролась с фибулой. Застежка была тугой, а пальцы неуклюжими. Но в кои-то веки отец не проявлял недовольства моей медлительностью. Но вот что-то щелкнуло, и золотой медведь выпустил плотную ткань. Я успела подхватить плащ прежде, чем он коснулся ковра.

— Туда положи, — отец указал на легкий дорожный сундук. — И сядь. Слушай.

Он смерил меня внимательным взглядом, упер рукоять плети в широкий свой подбородок, и стало казаться, что из темной его бороды выглядывает гадючий хвост. Я не смела отвести взгляд. Отец вертел рукоять, ременный хвост шевелился, и гадюка грозилась выпасть из волосяного гнезда бороды.

— Завтра ты войдешь в храм. Я хорошо заплатил жрицам. Обряд будет проведен по всем правилам, — Ерхо Ину говорил медленно, выверяя каждое слово. — Он и вправду получит мою дочь…

— Да, отец.

Мой ответ не требовался. Но молчание его разозлило бы.

— Вы проведете вместе ночь. А утром…

…утром Черный Янгар узнает, что ему подсунули не ту невесту. Вот только разорвать узы, наложенные жрицами Кеннике, будет невозможно.

— Утром ты передашь ему, что Ерхо Ину не прощает обид. И не боится псов. Даже бешеных.

Для чего?

Янгхаар Каапо и так будет вне себя от гнева…

— Передашь, — рукоять плети уперлась в шею. — Ты ведь послушная дочь. И все сделаешь правильно.

Его улыбка была такой ласковой, что я кивнула.

Передам… возможно.

Если доживу до утра.

Олли возвращается ближе к полуночи и с поклоном протягивает отцу резной сундук, доверху наполненный топазами. Но Ерхо Ину не удивить камням, он зачерпывает горсть, разглядывает, а затем бросает камни в заросли бересклета.

— Утопи, — велел он.

И я знаю, что Олли не посмеет перечить.

Мне жаль камни, они ни в чем не виноваты. И мужа будущего жаль. И себя.

Поэтому, когда в сумраке вдруг окликается кукушка, серая странница, которую многие почитают вестницей Кеннике, я спрашиваю шепотом:

— Скажи, сколько лет я буду жить счастливо?

Жду ответа. А его нет… наверное, и боги не желают заступать дорогу отцу.

Мы выступаем с рассветом. Отец сам осматривает мой наряд: пусть бы свадьбы этой он не желал, но не позволит мне ее испортить своей неаккуратностью. К счастью, Ерхо Ину остается доволен.

Меня усаживают на спину белой кобылицы, из той дюжины, которую прислал Янгар для невесты — а отец отдарился вороными, жеребыми, — и набрасывают на волосы алый покров. Кобылицу ведет Олли, и он не торопится, я же, обеими руками вцепившись в луку седла, считаю шаги под перезвон серебряных колокольчиков. Мир темен.

А будущее и того темнее.

Мы идем долго… наверное, долго. Так мне кажется, однако, когда останавливаемся и меня снимают с кобылицы, а покров — с меня, то я вижу, что солнце еще не добралось до вершины елей.

На поляне, очерченной круглыми камнями, нас ждали.

— Вот моя дочь, — отец отступает за спину, и я оказываюсь лицом к лицу к человеку в синем парчовом халате. Халат расшит журавлями, а человек — столь толст, что мне удивительно, как он вовсе способен стоять? Шарообразная его голова лыса, а лицо — сплюснуто. И я смотрю снизу вверх, отмечая странные вывернутые кнаружи ноздри, и лестницу из подбородков, пухлые щеки, которые по-детски розовы. Его глаза — узкие щелочки меж припухших век, синей краской подведенных, а губы, напротив, выпячены, и с нижней свисают три серьги.

Нет, это не Янгхаар Каапо, но кто-то достаточно близкий ему, чтобы доверить столь важное дело, как смотрины невесты. И человек разглядывает меня столь же внимательно, как и я его. Губы разлипаются, выпуская розовый язык, который трогает то одну серьгу, то другую.

И в этом мне видится сомнение.

Человек, кем бы он ни был, не верит отцу.

— Зачем? — он вытягивает руку, почти касаясь моей щеки.

— Традиции, — бросает Ерхо Ину, глядя в сторону. И губы его кривятся презрительно. — Ты чужак.

Верно. Почему я сразу не поняла? Наверное, потому, что была слишком напугана.

Чужак.

И потому столь странен.

А традиции… что ж, традиции помогали отцу, в чем тот видел знак свыше. Сами боги желают покарать наглеца, пусть и руками Ерхо Ину.

  15