... 
118 
— Тебя искать. Он мальчик молодой, горячий… а ты его обидел крепко. Чего ради, Ерхо Ину?
Отец не ответит, сочтет ниже своего достоинства разговаривать с чужаком. Я вижу его лицо, знакомый рисунок морщин. И брови, что сошлись над переносицей. Брезгливо поджатые губы. И черную бороду, которую отец время от времени поглаживает.
— Встретитесь еще, — весело произнес Кейсо, переступая порог башни.
— Встретимся, — Ерхо Ину вскинул руку.
…это не было сражением.
Кейсо успел вытащить палаш, но…
…воздух стал густым, тягучим.
…нежно зазвенели стрелы, поднялись в воздух пчелиным роем.
…я услышала собственный крик.
…голос стрел, пробивающих халат и тулуп.
…и звон палаша, который падает на камни. Долю мгновенья он зависает на собственном острие, словно стальной ивовый лист.
…Кейсо с удивлением смотрит на собственную руку, которая вдруг стала неподъемной.
…и покачнувшись, оседает на землю.
Читаю по губам:
— Беги…
Бегу, пытаюсь прорваться сквозь цепь людей, что размыкается передо мной, пропускай. И брухва, перехватив посох левой рукой, беззвучно хохочет. Он забрал боль Кейсо. И мой страх. Он остался, потому что все еще был голоден. У меня же почти получилось уйти…
До леса добралась. А там меня ждали сети.
Я порвала одну.
И вторую.
Но их было больше… а за сетями рвались со сцепки серые волкодавы.
Попытавшись встать на задние лапы, я зарычала. И приняла-таки стрелу. Одну-единственную, с алой шелковой лентой на хвосте. Пробила шерсть. Опалила болью. И мир стал вязким, медленным.
Я пыталась удержаться в сознании.
И на самом его краю слышала печальный голос брухвы:
— Хийси…
Глава 40. Переломы
Дорога.
Широкая. Старая. Наезженная. Размытая весенними дождями. Вода наполняет колеи, мешается с красной глиной, и колеса повозки поднимают тучи брызг.
— Н-но, — ворчит возница, подхлестывая чалого битюга, который лишь вздыхает и, если прибавляет шагу, то ненадолго.
Он вымок.
И устал настолько, что привык к запаху медведя, уже не оборачивается, не косится на меня, вздрагивая всей шкурой.
Дорога…
Третий день?
Четвертый?
Не знаю. Я слышу движение. Скрип колес, и лошадиное фырканье, хриплый лай, звон сбруи, приглушенные голоса людей, которые довольны, что поймали оборотня. Некоторые осмеливаются заглянуть под полог, наброшенный на мою клетку, а Гирко осмелел настолько, что ударил по прутьям древком копья.
— Что тварь, сочлись?
Он скалился и приближался бочком, обеими руками держась за рукоять копья. Я чувствовала страх, глубокий, занозой засевший в гнилой его душе.
— Отсюда не уйдешь… — он вновь поднял копье, на сей раз выцеливая между прутьями.
И был пойман отцом.
Тем же вечером, на привале, я слышала крики… больше меня не беспокоили. Дважды в день полог с моей клетки стягивали, и у дверей появлялся хромой раб с ведром мяса. Он боялся меня до жути, и мясо кидал дрожащей рукой, норовя попасть меж прутьев.
— Ешь, — шипел он, глядя с такой ненавистью, словно это я была виновата в том, что ему поручили эту работу. — Ешь…
Мясо было свежим, с кровью, и запах ее будоражил хийси.
Я держалась.
Мне не так много и надо, но…
…куски лежали на волглой соломе. Близкие. Сладкие.
Это же просто мясо.
Конина? Говядина? Дичь?
Главное, что я могу его съесть… я ведь никого не убивала.
Что останавливало? Пожалуй, что внимательный взгляд отца, который наблюдал за ценной добычей. Тридуба щурил глаза, щелкал плетью по ладони и хмурился. И раб, словно ощущая его недовольство, шипел громче:
— Ешь, проклятая тварь! Чего тебе надо?
Я отворачивалась и, когда он отступал, цепляла куски когтями и выталкивала их из клетки. Клетка, к слову, была хорошей, с толстыми прутьями, каждый — в мою руку толщиной. Еще и заговорены… не сломать. А замок хитрый. И ключ отец на поясе носит, на виду, словно дразнит меня.
Он подошел вечером.
Моросило.
Влага пробиралась под полог. И на моей шкуре блестели капли воды, которые я слизывала, пытаясь утолить жажду — моя миска была пуста третий день кряду. И я понимала, что таково распоряжение отца. Ерхо Ину остановился в трех шагах от повозки и, сняв с пояса флягу, предложил:
— Хочешь?
Он открыл крышку и плеснул воды на руки.
118 
