Последние отзывы

  151  

– Может быть, что-то изменилось? – прошептала Лаура, готовая ухватиться за любую надежду. – А вдруг их помиловали?

– Ты бредишь, гражданка! Помилование? С чего бы это? Они же все враги народа! Нет, моя Жюльенна видела, что в тюрьму привезли большие рулоны красной материи. Верно, собираются надеть на них красные рубашки.

– Рубашки? – выдохнул Эллевью. – Но зачем?!

– Такие рубашки всегда надевали на отцеубийц. Ну, а эти вроде как еще хуже...

Лаура не могла больше этого слушать, она выбежала из мастерской и прислонилась к стене. В эту минуту из дома вышла жена кузнеца, доедавшая на ходу яблоко. Женщина не увидела Лауру и поторопилась присоединиться к толпе, которая с каждой минутой становилась все плотнее. Люди теснились на мосту, у стен тюрьмы Консьержери и рядом с прилегающим к ней Дворцом правосудия. Все были одеты по-летнему легко и ярко, кое-где над толпой мелькали изящные зонтики от солнца. Казалось, парижане собрались на праздник...

– Придется идти на мост Нотр-Дам, – вздохнул Эллевью. – Осужденные должны будут проехать по нему, прежде чем пересечь Гревскую площадь. Они проедут мимо нас, и мы увидим, есть ли среди них те, кого мы любим...

Они дошли до моста. Эллевью усадил Лауру на парапет и встал рядом с ней. На другом берегу Сены остроконечные башни Консьержери сверкали на солнце, как острие меча. Они казались укреплением, возведенным между миром живым и миром мертвых. Время от времени певец отворачивался, обхватив голову руками, и молодая женщина слышала, как он плачет. Но Лауре нечего было сказать ему в утешение – ей хватало своего горя, к которому примешивался гнев. Где сейчас де Бац, в этот час, когда Мари, возможно, должна будет умереть? Неужели он не понимал, что похищение маленького короля подвергнет еще большей опасности эту хрупкую женщину? Почему перед тем как уехать, он не вырвал ее силой из рук тюремщиков и не спрятал где-нибудь, хотя бы в подземельях Монмартра, где до сих пор скрывался Ружвиль? Наконец, почему он не увез Мари с собой?

В глубине души Лаура понимала, что, если Бац этого не сделал, значит – не мог. Он должен был исполнить свой долг и не думал больше ни о чем.

Ее охватила глубокая печаль. Она не замечала, что солнце нещадно палит, пока какой-то мужчина, смотревший на нее с участием, не протянул ей сложенную пополам газету.

– Прикрой голову, гражданка! Сегодня слишком жарко, жаль будет, если сгорит такая хорошенькая мордашка!

Лаура поблагодарила его слабой улыбкой, не отрывая взгляда от Дворца правосудия. В это мгновение раздались крики. Тяжелые ворота распахнулись. Эллевью схватил Лауру за руку, и, цепляясь друг за друга, словно потерпевшие кораблекрушение, они смотрели, как из ворот одна за другой выезжают восемь повозок смерти.

При виде осужденных толпа вздохнула, и это был вздох удовлетворения. Приговоренных одели в длинные туники ярко-красного цвета. Это был всего лишь кусок ткани с дыркой для головы, напоминающий ризу священника, которую тот надевает во время мессы по великомученику.

Вокруг зловещего кортежа выстроились конные и пешие жандармы, они грубо расталкивали любопытных. Повозки медленно двигались вперед, и, когда они приблизились настолько, что можно стало различить лица узников, из груди Лауры вырвался крик отчаяния. В первой повозке, на которой были только женщины, она увидела Мари...

Все женщины ехали стоя, привязанные к боковой решетке кожаным ремнем, перехватывавшим их руки на уровне локтей. Шесть женщин являли собой образец мужества. Только некая Катрин Венсан, казалось, не понимала, зачем она там оказалась. Напротив Мари стояла маленькая Сесиль Рено, обвиненная в попытке убийства Робеспьера. Она должна была умереть вместе со своим отцом, братом и теткой, старой монахиней, которые были осуждены вместе с ней исключительно из-за семейного родства. Там же были госпожа д'Эпремениль, горничная Мари Николь и любовница Анри Адмираля, покушавшегося на жизнь Колло д'Эрбуа. Но Лаура видела только Мари...

Ее прекрасные каштановые волосы коротко обрезали, и непокорные кудри обрамляли прелестное бледное лицо. Мари стояла очень прямо, глядя в синее летнее небо, и только на ней ужасная красная туника казалась театральным костюмом. Лишь порой по ее щеке стекала слеза. В толпе многие узнавали ее.

– Та самая Гранмезон! – услышала Лаура чьи-то слова. – Такая красивая женщина и прекрасная актриса!

– Она любовница де Баца, человека-невидимки. Мари Гранмезон отказалась вывести преследователей на его след и теперь расплачивалась за это своей жизнью.

  151