Последние отзывы

  136  

Бросившись к Жилю, он обнял его с такой силой, что Жиль побледнел.

– Потише. Я еще довольно слаб, ты же знаешь.

– Извини.

– Не надо извиняться. Главное – это чувство. Ульрих, я знаю, чем тебе обязан, я знаю все, что ты сделал для меня. Если я в данную минуту и жив, то только благодаря тебе.

– Я? Я ничего не сделал. Я только гнал лошадей.

– Ну, тогда скажем, что благодаря тебе и твоей лошади.

– Моим лошадям. Я думаю, что я их загнал до смерти около десятка.

– Десятка?! Где же ты был?

– В Лионе. Это там расположился твой колдун-итальянец. Надо было туда ехать, чтобы сообщить ему, что ты нуждаешься в помощи. Ну, а если ты должен был умереть, то ты должен был повидаться с некой прекрасной девицей. Судя по цвету волос, она, должно быть, твоя сестра. Все мои поздравления! Какое восхитительное создание! Даже Урсула не столь прекрасна. Сколько же она пролила слез, когда я ей сообщил о том, в каком плачевном состоянии ты находишься. Просто не могу себе представить! Можно ими заполнить целое озеро в Цюрихе! Крики, мольбы, угрозы – и все это потому, что доктор не слишком проворно собирался. Она угрожала покончить с собой на твоей могиле, если не приедем вовремя и если Калиостро не спасет тебя. Я думаю, что она проплакала всю дорогу.

С радостным чувством Жиль вслушивался в энергичный голос молодого швейцарца, голос, предназначенный перекрывать шум боя. Сейчас он звучал нежнее всех небесных арф. Безнадежное горе Жюдит было для него самым чудесным целительным бальзамом, самой многообещающей надеждой.

– Ты даже не можешь представить, какую радость ты мне принес, Ульрих. Но каким же образом ты их отыскал? Ты же, как и я, не знал, где прячется Калиостро.

– Это правда. Но, поразмыслив, я вспомнил, о чем ты мне рассказывал. Потом пришел к заключению, что есть некая персона в Париже, которая должна была это знать. И я поехал к этой персоне.

– К кому же. Бог мой?

Винклерид, как опытный актер, выдержал паузу, широко улыбнулся и объявил:

– К кардиналу де Рогану.

– К кардиналу? И ты осмелился! Он не приказал тебя выбросить из своего дома? Главный исповедник Франции!

– Когда жизнь моего лучшего друга в опасности, не существует больше главного исповедника Франции. Я бы поехал к самому папе, если бы это потребовалось, а еще лучше к графу Прованскому, то есть к самому дьяволу. Впрочем, я протестант. Должен сказать, что кардинал был очень любезен, он все понимает.

– И что же он тебе сообщил?

– Что Калиостро уехал из Бордо в Лион, где он основал масонскую ложу для египтян.

– А почему для египтян?

– Не знаю. Во всяком случае, он только что приехал в Лион. Кардинал также мне сообщил, что Калиостро решил поселиться в Париже и поручил своему секретарю, некоему Рамону де Карбоньеру, найти подходящий дом для него и его семьи.

– Так у него есть семья?

– Есть, по крайней мере, жена, и даже очень красивая. Это знатная дама из Рима, кажется, ее зовут Серафина. Не выспрашивай меня, где они сейчас находятся, этого я не знаю. Поговорим о другом. Скажи-ка мне…

– Еще одно только слово. Понго сказал мне, что Жюдит хотела остаться со мной и что ей помешали. Ты знаешь, почему?

– Не слишком хорошо. Может быть, она в опасности. Врач сказал ей: «Вы знаете, что вам ничего не грозит до тех пор, пока вы находитесь под моей защитой». Он, должно быть, поклялся ей всеми богами, что ты выживешь и будешь здоровым, если только она согласится следовать за ним.

Но как ты об этом узнал? Ты же был полумертв, а Калиостро потребовал сохранить это в тайне.

– Я думаю, что именно потому, что я был полумертвым, я видел, ты слышишь, я видел, как зритель видит сцену в театре, то, что происходило в этой комнате. Я знаю, что вокруг моей постели были Калиостро, Жюдит, ты, Понго, госпожа де Гунольштейн и больше никого. Что ты на это скажешь?

– Что это довольно странная вещь, и , в этом случае не стоит говорить твоей хозяйке, что ты об этом знаешь. Она ужасно боится Калиостро.

– Я начинаю думать, что все боятся Калиостро. Но ты прав. Я ей об этом ничего не скажу.

Вопросов больше не было. Он удостоверился, что он не сумасшедший, он знал, что врач-итальянец будет жить в Париже, он также знал, что Жюдит любит его любовью, сравнимой с его любовью. Теперь он мог терпеливо выздоравливать.

Долгое выздоровление, которое затем последовало, было не лишено очарования. Эрмитаж был очень приятным жилищем, а его прелестная хозяйка Аглая делала все, чтобы развлечь и придать силы больному, к которому она привязалась. Тот отвечал ей взаимностью.

  136