... 
40 
— Ты же знаешь, я этого не делаю. Я просто хочу помочь тебе.
Она кивнула в знак того, что знает это.
— Отец и мать… Они жили только друг для друга… телесно, если ты понимаешь, о чем я говорю. И при этом они ненавидели друг друга и постоянно обливали друг друга грязью. Но теперь… Я не знаю, что произошло. Отец последнее время очень болен. И теперь в их отношениях только злоба и желчь.
Хейке кивнул. Это ободрило ее.
— Твоя мать говорила об этом, и я понял, что за болезнь у него, это чисто мужская болезнь, и он больше не может иметь близость с твоей матерью. Приведенный тобой пример очень типичен, это я как раз и имел в виду: между ними была только чувственная любовь. И когда она закончилась, у них ничего больше не осталось.
— Думаю, что это именно так. Ты полагаешь, что другие формы общности намного важнее?
Она была так воодушевлена разговором, что ему захотелось узнать причину этого.
— И поэтому ты не хочешь выйти замуж за Эрланда Бака? Он ведь тебе нравится, не так ли? Но ты боишься, что все закончится так, как это было у твоих родителей?
Она вздрогнула.
— Это еще не все.
— Я понимаю. У тебя вообще отвращение к телесной любви. И ты ненавидишь подобные чувства в самой себе?
— Откуда тебе все это известно? — смущенно пробормотала она. — Ты просто невыносим!
— Но такая девушка, как ты, не должна оставаться незамужней. В тебе слишком много достоинств!
— Ах, но я и не собираюсь оставаться незамужней, — сказала она и посмотрела ему прямо в глаза. — У меня есть другой, за которого я могу выйти в любой момент.
— И который оставит тебя в покое? — скептически произнес Хейке.
— Разумеется! Просто сначала я хочу обдумать все.
Голос ее звучал смело и уверенно, хотя руки в это время дрожали.
— Подумай об этом как следует, Гунилла, — предупредил он ее. — Ты сильнее привязана к Эрланду Бака, чем ты думаешь.
— Я не уверена в этом, — тут же ответила она, и глаза ее снова стали испуганными. — Мне нужен только покой, защищенность, товарищество, ты же сам сказал… что человек может жить очень хорошо в таком браке!
— Какое-то время, да.
— Все время! Всю жизнь!
Он уже раскаялся в том, что снова вывел ее из равновесия. В уголках ее глаз блеснули слезы.
Он почувствовал какое-то стеснение в груди, словно что-то у него внутри сжалось.
Никогда раньше он не испытывал ничего подобного. «Это и есть нежность, — подумал он, — тоска о том, чтобы отдаться этой запуганной, сбившейся с дороги девушке».
Но об этом Хейке — отверженный всеми — не смел даже и подумать…
И еще в меньшей степени его мысли могли устремиться в желаемое им русло: к тому, чтобы убедить ее, какой красивой может быть любовь.
Но что он знал об этом?
Разумеется, он не был влюблен в Гуниллу. Пока не был. Но он, возможно, мог бы влюбиться в нее, если бы перестал следить за собой. И эта девушка переживала действительные трудности, вовсе не набиваясь на совершенно ненужное ей обожание. От этого он должен был избавить ее.
И он произнес холодно и рассудочно:
— Мне кажется, тебе не следует и дальше так мучить этого Эрланда. Ведь он имеет серьезные намерения по отношению к тебе. Ты должна объясниться с ним.
— Ах, я не могу! — испуганно произнесла она.
Нет, она в самом деле не могла этого сделать. Хорошо, тогда ему, Хейке, придется это сделать ради нее. Но она не должна об этом знать, иначе она запретит ему это делать.
Он начал с другого конца: стал выяснять, не является ли Эрланд пропавшим сыном Арва, Кристером.
— А кто такой этот Эрланд? — осторожно спросил он. — Ты… давно его знаешь?
— Всю жизнь.
Это мало о чем говорило ему. Гунилла была явно моложе Эрланда, голос у него был уже как у взрослого мужчины. И она вряд ли знала, как долго он жил в поместье Бергквара.
Нет, он должен был узнать все это сам. И как можно быстрее! Арв не заслуживал того, чтобы жить в неведении относительно своей собственной семьи.
В холодный зимний вечер Арв Грип и ленсман стояли на ступенях дома в Бергкваре, глядя, как на фоне темного неба вырисовываются руины замка.
— Скоро выпадет снег, — сказал граф Поссе. — И это очень кстати: будет настоящее рождественское настроение.
Арв уже собирался уходить, но все еще стоял, облокотившись на перила: расставаться не хотелось. Пунш получился на славу, и у них все еще было желание поболтать.
40 
