Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
33 
– Да, сэр, вполне хорошо. Спасибо.
Лейтенант посмотрел на него долгим удручённым взглядом, и вздохнул немного по-бабьи:
– Ох, горе вы моё!
– Сэр, вы только взгляните на это! – окликнул кто-то из солдат.
Человек десять уже столпилось вокруг продырявленного тела мятежника, другие их теснили, лезли посмотреть. Но перед лейтенантом расступились.
– Ого! – присвистнул тот. – Это чья же работа?
– Его, сэр! – сержант кивнул на Веттели.
– Моя, сэр! – отчаянно признался тот. В голове ещё не было ясности, он вдруг вообразил, что совершил что-то предосудительное, и расплата близка.
Но лейтенант вдруг рассмеялся и дружески хлопнул его по плечу, как недавно сержанта.
– Ну, ты молодец, парень! Когда налетим на голема, буду знать, кого выпускать с фламером! Ты, часом, не маг?
– Нет, сэр. В школе учили.
Лейтенант обернулся к своим людям, молвил назидательно, в продолжение какого-то прежнего спора:
– Слышали, парни? Вот вам наглядная польза от учения. А вы – «только бумагу марать»! Темнота!
Лица солдат стали уважительными.
А Веттели, наконец, нашёл в себе силы приблизиться к телу врага, павшего от его руки. Вдруг напало нездоровое любопытство: сохранился у него позвоночник, или тоже выгорел? Заглянул в дыру, увидел толстую гусеницу на зелёном кустике травы. А позвоночника не было.
Он стоял и смотрел, пока сержант не увёл его прочь, обняв за плечи:
– Идёмте отсюда, сэр. Ну, что там разглядывать? Ничего интересного, хлебните-ка лучше арака.
Нет, это оказалось совсем не лучше! Огненное пойло обожгло всё внутри, вызвало слёзы и мучительный кашель. Веттели испугался, что над ним станут смеяться, но лица солдат оставались уважительными и сочувственными. В самом деле, чего тут смешного? Каждый помнил себя в таком положении, каждый когда-то пил арак в первый раз.
Мимо провели троих пленных. Один вдруг рванулся в сторону, упал на колени перед прожжённым телом соплеменника и принялся что-то быстро-быстро бормотать. Сержант вдруг выхватил из рук ближайшего солдата винтовку, сунул Веттели в руки и заорал на ухо:
– Коли!
Не такой уж бесполезной оказалась короткая офицерская подготовка. Рефлексы сработали раньше разума, штык вонзился в мягкое. Густой струёй брызнула кровь. Пленный повалился навзничь, прижав руки к горлу. У него было совсем юное, смуглое и нежное лицо – ровесник Веттели, или даже чуть младше.
Так он убил во второй раз.
Убил, потом выронил винтовку и спросил обморочно:
– Зачем?
– Иначе было нельзя, – пояснил подоспевший лейтенант. – Этот ублюдок – родственник убитого: сын или брат. Он вас проклинал. Если бы вы не успели остановить его своей рукой прежде, чем он дочитает мантру, вам конец. Эти мерзавцы умеют проклинать. Вернёмся в лагерь – подыщем вам трофейный амулет, наверняка у кого-то из ребят есть запасной… Всё, уходим! Командуйте, сержант.
Команда прозвучала, солдаты привычно стали в строй. Только десять человечьих тел и одно лошадиное остались лежать в траве. Четверо из убитых значили для Веттели очень много. Он в первый раз терял друзей. Над ними уже кружили жирные мухи, садились на раны и лица, заползали в рот.
– Сэр! – он хотел, чтобы голос звучал ровно, но вышел жалобный стон. – Мы не могли бы их закопать? Пожалуйста…
– А смысл? – пожал плечами лейтенант. – Ночью отроют гули. По-хорошему бы надо сжечь, да кто будет следить за костром? Только провозимся, а целиком всё равно не прогорят, стервятники так и так расклюют. Идём, мальчик, идём. Забудь и не думай ни о чём. Это война.
Колонна двинулась вперёд. Веттели оглянулся в последний раз и увидел, как на изрешеченное пулями тело Лайонела Биккерста красиво спланировала большая голошеяя птица…
…Если бы условно-отставной капитан Веттели был умным человеком, то, уж конечно, не стал бы рассказывать все эти страсти, в деталях и нюансах ощущений, мальчишкам-шестикурсникам – позднее ругал он себя. С другой стороны, если бы ему самому лет десять назад кто-то рассказал похожую историю, его дальнейшая жизнь могла сложиться совсем иначе.
33 
