Последние отзывы

  53  

– Я в этом нисколько не сомневаюсь. Ну, я поехал в свое одинокое логово и завтра утром отправлюсь к Медичи… Ты не передумал?

– Нет, спасибо.

Подъехавший к остановке трамвай раскрыл двери. Сонни взобрался на подножку и обвел взглядом остановку, пустынный парк и крыши окрестных зданий так, словно пытался навсегда сохранить их в памяти.

– Сонни! – окликнул я его.

Он посмотрел мне в глаза.

– Храни тебя Бог! – пробормотал я.

– Только на это я и надеюсь…

Трамвай тронулся, и Сонни, стоя в его открытых дверях, помахал мне на прощание своим мундштуком.

– Как там в песне, помнишь? – прокричал он.

Трамвай прогрохотал и скрылся.

– «Мандарин»? Эту песню написал Джонни Мерсер. Самая популярная вещица того года, «Мандарин», – откликнулся старый официант совсем из другого времени. – Странный он был какой-то, этот Сонни… Приятный голос – мягкое такое сопрано. Я и сейчас слышу его. И смех. Думаю, поэтому мы все и тянулись за ним. У нас в ту пору ничего не было: ни денег, ни работы, ни девушек… Слонялись от нечего делать по городу, и только. А он пел и смеялся, вот мы и шли за ним. Сонни и «Мандарин». «Мандарин» и Сонни…

Официант остановился, смутившись. Допив вино, я спросил:

– Вы не знаете, что с ним сталось?

Официант покачал головой, но потом, не много поколебавшись, сказал:

– Постойте! Вскоре после войны, году эдак в сорок седьмом, я случайно столкнулся с одним из тех психов – я говорю о ребятах из нашей компании. Ну так вот, он сказал мне, что Сонни – по слухам, точно он не знает – покончил с собой.

Я пожалел о том, что мой бокал пуст.

– В свой день рожденья?

– Как вы сказали?

– Он покончил с собой в день своего тридцатилетия?

– Откуда вам это известно? Вроде так. Он застрелился.

– Слава богу, что это был всего лишь пистолет.

– Простите?

– Нет-нет, ничего, Рамон, ничего.

Официант принялся выписывать мне счет, но внезапно остановился и спросил:

– Вы не помните, какие в той песенке были слова?

Я немного подождал, чтобы посмотреть, не вспомнит ли он сам. По его лицу было не похоже, что он вспоминает.

Мелодия зазвучала в моей голове. И все слова, от первого до последнего.

– Нет, не спрашивайте, – сказал я.

С улыбкой щедрою, как лето

With Smiles as Wide as Summer (1961)

– Эгегей! Подождите меня!

Зов. Эхо. Зов. Эхо. Все тише и тише.

Топот босых мальчишеских ног, похожий на стук падающих яблок.

Уильям Смит продолжал бежать. Не потому, что он мог бы угнаться за остальными, – просто он не хотел признаваться самому себе, что его маленькие ножки отстают от его желаний.

Пронзительно крича, он сбегал по склону оврага, находившегося в самом центре Гринтауна, и, выискивая спрятавшихся мальчишек, заглядывал в пустые шалаши с болтающимся на ветру пологом из мешковины. Он исследовал вырытые в склоне пещеры, но находил в них только остывшие угли. Он бродил по ручью, распугивая обитавших в нем раков, спешивших вернуться в свои норы.

– Погодите! Скоро я стану старше, чем вы, тогда посмотрим!

– Посмотрим, – вторил ему бездонный туннель под улицей Вязов.

Уилл рухнул наземь. Каждое лето одно и то же. Он бежит что есть сил, но не может угнаться за другими. Во всем городке не было ни одного мальчишки, чья тень была бы такой же длины, как и его собственная. Ему было шесть, знакомым его либо всего три (смотреть не на что), либо целых девять (на такой головокружительной высоте снег не тает даже летом). Пытаясь нагнать девятилетних, нужно было еще постараться не попасться трехлеткам. Он уселся на камень и заплакал.

– Ну и ладно! Мне до них и дела нет!

И тут знойную тишь нарушил донесшийся откуда-то издалека шум игры и веселых проказ. Он осторожно встал и, прячась в тени, прошел немного по берегу ручья, взобрался на соседний холмик, прополз под кустами и посмотрел вниз.

На маленькой полянке, находившейся в самом центре оврага, играли девятеро мальчишек.

Они носились кругами, оглашая звонким криком всю округу, вертелись, кувыркались, скакали, гонялись друг за другом и плясали, радуясь летнему теплу и свету.

Они не видели Уильяма, и потому он успел вспомнить, где он мог видеть каждого из них. Вон тот жил в доме на улице Вязов, другого он видел в сапожной мастерской на Кленовой аллее, третьего – возле почтового ящика, висевшего рядом со зданием театра «Элита».

  53