Они ничего не знали! Она и Деймон благополучно обменивались кровью в течение многих недель до кризиса. Если не случится ничего выводящего его из равновесия, то он, как и было раньше, будет вести себя как примерный джентльмен.
— Гм, — сказала Бонни, услышав этот протест, барабаня по подушке ногтями с серебристым маникюром. — Возможно, я не скажу им, что вы изначально обменивались кровью так много раз. Тогда они смогут сказать «Ага!», ну или что-то в этом роде. Ты знаешь, они могут увидеть в этом что-нибудь не то.
— Нечего здесь видеть. Я здесь, чтобы забрать моего возлюбленного Деймона, а Стефан лишь помогает мне в этом.
Бонни смотрела на нее со сдвинутыми бровями, поджав губы, но не решилась сказать ни слова.
— Бонни?
— Ага?
— Я только что сказала, именно то, что я думаю, я сказала?
— Ага.
Елена, одним движением, собрала в охапку подушки и уткнула в них лицо.
— Не могла бы ты сказать повару, что я хочу другой стейк и большой стакан молока? — просила она приглушенным голосом из-под подушек. — Мне не хорошо.
***
У Мэтта был новый разваливающийся автомобиль. Он всегда мог раздобыть себе машину, если это действительно было нужно. И вот теперь он ехал, урывками, к дому Обаасан. К миссис Сайтоу, поспешно поправил он самого себя. Он не хотел притеснять незнакомые ему культурные традиции, не тогда, когда он просил об одолжении.
Дверь в доме Сайтоу открыла женщина, которую Мэтт никогда до этого не видел. Она была привлекательной женщиной, одетой в широкую алую юбку — или возможно в очень широкие алые штаны — она стояла, расставив ноги так далеко друг от друга, что трудно было сказать. Она была одета в белую блузку. Ее лицо было поразительным: два ряда прямых темных волос и меньшая, более опрятная челка, которая доходила до бровей. Но самое поразительное, из всего, было то, что она держала длинный изогнутый меч, направленной прямо на Мэтта.
— П-привет, — сказал Мэтт, когда дверь распахнулась, разоблачая виденье.
— Это хороший дом, — ответила женщина. — Это дом не для злых духов.
— Я так никогда и не думал, — сказал Мэтт, отступая по мере ее продвижения. — Честно.
Женщина закрыла глаза, словно искала что-то в своих мыслях. Затем, внезапно, она опустила меч.
— Ты говоришь правду. Вы не несешь ничего плохого. Пожалуйста, входи.
— Спасибо, — сказал Мэтт.
Он никогда не был так счастлив оттого, что взрослая женщина пригласила его.
— Орим, — донесся со второго этажа тонкий, слабый голос. — Это один из детей?
— Да, Хахаве, — ответила женщина, о которой Мэтт мог думать исключительно как о «женщине с мечом».
— Почему ты не посылаешь его наверх?
— Конечно, Хахаве.
— Ха-ха — я имею ввиду: «Хахаве»? — сказал Мэтт, обращая нервный смех в отчаянное предложение, как только меч снова качнулся к его животу. — Не Обаасан?
Женщина с мечом улыбнулась в первый раз.
— Обаасан — значит бабушка. Хахаве — один из вариантов обращения к маме. Но мама не будет возражать, если вы назовете ее Обаасан, это дружеское приветствие для женщин ее возраста.
— Хорошо, — сказал Мэтт, стараясь изо всех сил походить на всестороннего дружелюбного парня.
Миссис Сайтоу жестом указала ему подниматься по лестнице, наверху он заглянул в несколько комнат, прежде чем нашел одну с большим хлопчатобумажным матрасом, находящимся точно посередине полностью голого пола, а на нем была женщина, которая казалась настолько крошечной и подобной кукле, словно была нереальной. Волосы у нее были такими же гладкими и черными, как у женщины с мечом. Они были подняты или расположены как-то так, что они образовывали вокруг нее ореол, когда она лежала на кровати. Но темные ресницы на бледных щеках были закрыты и Мэтт, задавался вопросом, не впала ли она в один из внезапных снов пожилых людей. Но потом довольно резко, кукольная леди открыла глаза и улыбнулась.
— Да ведь это Масато-сан! — сказала она, глядя на Мэтта.
Плохое начало. Если она даже не признавала, что белокурый парень не был ее японским другом приблизительно шестьдесят лет назад…
Но затем она засмеялась, прикрывая рот ее маленькими руками.
— Я знаю, знаю, — сказала она. — Ты — не Масато. Он стал банкиром, очень богат. Очень толстым. Особенно в районе головы и живота.
Она снова ему улыбнулась.
— Садись, пожалуйста. Ты можешь звать меня Обаасан, если захочешь, или Орим. Моя дочь была названа в честь меня. Но ее жизнь была трудна, как и моя. Быть жрицей, — и самураем… это требует дисциплины и большой работы. И моя Орим хорошо с этим справлялась… пока мы не приехали сюда. Мы искали мирный, тихий городок. Вместо этого Изабелл нашла… Джима. И Джим был… неподходящим.