Последние отзывы

  100  

– Она одна посадила можжевельник и выпила вино по-мужски, – объяснила столь бурное восхищение Годивелла, игравшая здесь роль местной пророчицы. – Мальчики, которые от нее родятся, станут здоровыми парнями и не посрамят родных мест!

– Ты права, Годивелла, – подбавил жару маркиз, чье лицо, ярко освещенное пляшущим светом костров и факелов, излучало невероятное тщеславие. – Выпьем за новую графиню де Лозарг и за всех будущих Лозаргов!

Эти слова послужили призывом ко всеобщему пиршеству. Между замком и часовней расставили столы и стойки с закусками, выкатили несколько бочек. Появились цельные окорока, горшочки со свиным паштетом, головы сыра, сдобные булочки с тертым сыром и сладким творогом, пирожки с рубленым мясом, запеканки с мелко нарезанным салом. С ними соседствовали «пунти» и горские колбасы, пироги с начинкой из всего, что дает природа в это время года, и еще с черносливом, изюмом, вареньями, а также леденцы и торты с фруктами. В перерывах между танцами и прыжками через костры, пламя которых стало не таким высоким и уже не представляло опасности, поселяне подходили сюда подкрепиться и выпить за здоровье новобрачных, святого Иоанна и святого Христофора…

У Гортензии слегка кружилась голова, поскольку первый в ее жизни бокал вина, как ей показалось, сильно подкрепил ее, а посему за ним последовало два других. Это было той малостью, которой она пыталась заглушить новое разочарование: необходимость остаться в замке вплоть до рождения ребенка. Будет ли когда-либо положен предел самодурству маркиза? По крайней мере последнее его условие казалось ей невыполнимым. Дитя, как она считала, могло быть только плодом любви. А она не любит Этьена, и с недавних пор ей стало казаться, что Этьен презирает ее почти так же, как ненавидит отца. Его попытка увлечь ее в огонь была безрассудной выходкой или же на самом деле покушением? По словам маркиза, выходило, что юноша хотел покончить с собой и с нею. Но гораздо легче поджечь легкое платье, чем суконный сюртук… Так, может, Гортензия и намечалась единственной жертвой?..

По совету Дофины, обеспокоенной необычным блеском в ее глазах, она отщипнула кусочек пирога и почувствовала, как действие вина ослабело. Впрочем, ее ум был достаточно ясен, чтобы помнить: вскоре, быть может, уже вот-вот, ее поведут в комнату, бывшую ее спальней, где ее ожидает супруг. И что ей нечего ожидать никакой радости от этой близости…

Оставалась одна надежда: Этьен куда-то убежал и исчез. Быть может, он этой ночью не вернется? И она ляжет спать одна? Вот это стало бы наилучшей из новостей…

Но увы, вопреки поверью, будто ночь на Иванов день благоприятна для исполнения всех надежд и ожиданий, ей было предначертано, что ни единому из ее желаний не суждено сбыться. Гортензия как раз отвечала на поздравления маленького аббата Кейроля и подошедших вместе с ним влиятельных жителей деревни, когда появилась Дофина в сопровождении Годивеллы с факелом в руках и нескольких дам. Это пришли за ней, чтобы отвести ее в опочивальню.

– Так рано? – попробовала воспротивиться Гортензия. – Разве мне не позволено потанцевать на собственной свадьбе?

– Ваш свекор считает, что вам будет лучше подняться к Этьену. Ему и так было непросто отловить его, а теперь он держит молодого человека под присмотром, пока того готовят к этой ночи!

Девушка не смогла скрыть гримасу раздражения, что не укрылось от вдовствующей графини де Сент-Круа.

– Новобрачный, которого надобно сперва изловить, а потом держать под надзором, его суженая, предпочитающая танцевать и оттягивающая время встречи с супругом? И вы, Дофина, продолжаете утверждать, что вестники любви и купидоны верховодят на этой свадьбе?

– Уверяю вас, что к завтрашнему утру все устроится как нельзя лучше! Эти дети созданы, чтобы поладить друг с другом!

Что до ее самой, Гортензия весьма сомневалась в этом. Казалось, ничего не осталось от той особой нежности двух заговорщиков, что объединяла ее и кузена. Со времени помолвки он относится к ней как к врагу. И вот только что… При воспоминании о том, что могло произойти, девушку стал бить озноб. А меж тем ее уже ввели в ее комнату, превращенную в супружескую спальню. Голубая штофная ткань производила впечатление удобства и, более того – изысканности, здесь все переменилось, только мебель осталась та же, хотя и с некоторыми добавлениями. Однако Гортензия не была уверена, что новая обстановка ей нравится больше прежней. Зеленые обои, хранившие отблеск девичьих грез ее матери, как выяснилось, были ей дороже, чем она полагала… Несмотря на обилие цветов, громоздившихся повсюду, теперь комната показалась ей чужой. Она принадлежала той неизвестной женщине – графине де Лозарг…

  100