Дмитрий Емец

ВЛАДИМИР МОНОМАХ

НОВАЯ НАДЕЖА

Год 6600 от рожества Христова (1092) черным выдался на Руси. После страшного неурожая сделался голод, открылся мор. Лишь гробовщикам раздолье - в одном Киеве-граде продали они 7000 гробов за четыре месяца, а сколько православных без гробов в землю легло да в Днепре сгинуло - того никому неведомо.

Лето выдалось и того хуже - засуха. До чего полноводен Днепр и тот отхлынул от берегов, обнажил пороги. О маленьких речушках и ручейках и говорить нечего. За все лето трех капель дождя не выпало. Растрескалась земля, обесцветилась.

Запылали сосновые боры, загорелись торфяники - воздух постоянно заслан был горьким удушливым дымом, от которого солнце казалось сизым.

К зиме ожидали сильного голода. В Киеве побирушки базарные голосили: "Ратуйте, православные, конец света грядет!" Шептались по углам вездесущие странницы: "У вас еще что, хоть живы, слава те, Господи, а вон в Друцке и Полоцке что творится, что деется! Сказывают, днем и ночью скачут там на конях беси, уязвляют незримо граждан - и падают те замертво в ту же ночь."

А ближе к концу лета стали поговаривать об ином. Будто как выехал старый князь Всеволод Ярославич на охоту, упал возле него с небес огромный огненный змей. Хвост очертил, зашипел, растворился. Все того змея видели: и псари, и сокольничии, и дружина.

Говорили в городе надежные люди:

"Скверный то знак: видать, помрет, князь скоро. Уж и здоровьем слабеть стал. На кого оставит нас? Хорошо бы на Владимира Всеволодовича Мономаха, сына своего, а коли Святополку достанемся, то быть худу".

После всех этих знамений на Руси стали ждать беды, и беда пришла, не минула. В ту же зиму захворал старый князь Всеволод - любимый сын Ярослава Мудрого - и преставился 13 апреля, едва успев вызвать к себе для прощания сыновей своих Владимира и Ростислава.

Горько оплакав отца, Владимир и Ростислав похоронили его в Киеве рядом с дедом Ярославом, в соборе Святой Троицы, как сам Ярослав некогда предсказывал.

"Что сотворим теперь, брате мой старший? Не стало отца нашего возлюбленного. Некому отныне поучать нас," - со слезами обратился к Владимиру брат его Ростислав.

Не только Ростислав ожидал теперь от Владимира решения. Вся Русь находилась в растерянности. Точно вдовица горькая ждала она нового своего суженого, надеясь втайне, что будет им князь Владимир Всеволодович. Иначе хлебнут они горя со Святополком... Печальное это имя для Руси, кровавое. Произнесешь его - и встает в памяти Святополк Окаянный, что поднял руку на братьев своих Бориса и Глеба...

И - все надежды Руси обратились к Владимиру, которого любила Русь за открытое сердце, бескорыстие и мощь бранную.

* * *

Владимир Всеволодович прозваньем Мономах родился в 1053 году за год до кончины Ярослава Мудрого. Сказывала нянька, любимым внуком был он у Ярослава. Не раз, де, старый Ярослав брал крошечного Владимира на руки и, прижимая к груди, призывал на него благословение Божие.

Говорил будто он внуку:

- Помни, крещен ты в честь прадеда своего - князя Владимира. Будь же достоин памяти его и имени его. Придет время и, знаю, вся Русь ляжет на твои плечи. Не урони ее! Сохрани и пронеси с честью.

Правду ли говорила нянька или нет, да только Мономах достоин был своего великого деда.

С юных лет привык он к походам военным, куда ходил с отцовой дружиной по поручениям Всеволодовым. Грозный воин, не знавший страха в бою, был он милостив к побежденным и заботлив о простом ратнике. В битве Мономах не терял головы, не обращался в паническое бегство, а, сотворив молитву, первым кидался на врага впереди своей дружины. В то же время не был он сторонником войны напрасной, беспричинной, войны ради войны - и всегда заключал мир, когда нужно было это земле Русской.

Выступив в поход, Мономах никогда не надеялся на воевод, не предавался много ни питью, ни еде, ни сну. В любое ненастье, вставая станом, он всегда сам наряжал сторожевую охрану. Распорядившись же, ложился спать среди воинов, не снимая оружия. Проезжая по землям русским, не давал он дружине и слугам бесчинствовать - ни в селах, ни на нивах.

"Нет того хуже ничего, чем если будут проклинать нас," - говорил он сыну Мстиславу, сидевшему в Новгороде.

Никогда в жизни своей Мономах не считал денег, но раздавал их обеими руками всем нищим и сирым, кто ни попросит. В то же время казна его никогда не пустовала, поскольку со щедростью сочетал он рачительность. Не давая алчным казначеем запустить руки в свой кошель, Мономах лично присматривал за всем достоянием своим.

  1