– Вот еще! – возмутилась Рыска, отгоняя назойливое воспоминание о сброшенном покрывале. – А ты на него, наоборот, второй день по любому поводу бросаешься. Это из-за телеги, да? Или потому что он о гонце догадался?
За телегу Жар, конечно, злился, но, если бы саврянин тогда позволил заехать себе в рыло, вопрос был бы закрыт. А за гонца, пожалуй, вор даже испытывал благодарность – хранить эту тайну в одиночку было ох как нелегко.
– Эта крыса меня не уважает, – нехотя признался Жар. – Просто хочу поставить его на место.
– А за что ему тебя уважать? – прямо спросила Рыска, поспешив, впрочем, добавить: – Это я тебя с детства знаю, а он в тебе просто вора видит, еще и ругаетесь с ним все время!
– Он и тебя не уважает.
Девушка выглянула в окно. Альк стоял у колодца, упершись руками в сруб и наклонившись над вытащенной на него бадейкой, но не брился. Потом неожиданно разбил кулаком свое отражение, тряхнул косами и стал яростно плескать воду в лицо.
– Ему плохо, – тихо сказала Рыска. – И все хуже, только он не сознается.
– Это не повод делать плохо другим. – Жар помолчал, посопел и вдруг сказал: – Рысь, прости меня.
– За что? – растерялась девушка. – За Алька?
– Да гори он гаром! – возмутился друг. – Нет. Но эта крыса права: я здорово перед тобой виноват. Что не вернулся, как обещал. И что даже не подозревал, как это для тебя важно. Знаешь, воровская жизнь она такая… одинокая. И одновременно вольная. В смысле у тебя, конечно, есть дружки и девчонки, но ты никому ничем не обязан. Даже заказчикам можно просто вернуть аванс и спокойно уйти… ну почти всегда спокойно. И мне это здорово нравилось.
– А я бы все испортила, да? – понимающе спросила Рыска.
– Нет! То есть… Я правда был уверен, что на хуторе тебе лучше. А мне лучше в городе. Прости меня, пожалуйста. – Жар покаянно понурился и тут же снова вскинул голову: – Но что я поехал с тобой ради денег, белокосый врет! И за его спиной я вовсе не прячусь, если надо – хоть сейчас соберусь и уеду!
– Я знаю, – успокоила его подруга. – Но давай хотя бы попробуем вместе пожить, по-честному, а? Вдруг тебе понравится!
– Тогда простишь? – с надеждой уточнил парень.
Девушка рассмеялась и, привстав на цыпочки, звонко чмокнула его в щеку.
* * *
Когда Альк наконец вернулся, гладкий и посвежевший, Рыска отмывала деньги – старательно, с золой, а то мало ли какую заразу крысы вместе с ними притащили! На столе стояла сковородка с сытной, на шкварках, яичницей. Нетерпеливый Жар уже разделил ее на три части и облизал вилку. Несколько раз, так что теперь между частями зияли щели шириной с палец.
– Все-таки странно это, – задумчиво сказала девушка, бросая на расстеленную тряпку очередную горсть мокрых монет. – Почему вдруг крысы решили тебя озолотить?
– Омедить, – ехидно поправил Жар. – А чтоб еды притащили, можешь приказать? Или одежду новую?
– Ни-че-го я не приказывал, – уже с раздражением в который раз повторил Альк. – Даже и не думал. Разве что…
– Что?
– Я вчера медьку подобрал. – Саврянин поглядел на сохнущую кучку монет, но искать в ней вчерашнюю находку было бесполезно.
– Может, она волшебная была? – с приятным еканьем сердца предположила Рыска. – Из заколдованного клада? Кто одну нашел, к тому и остальные сбежались.
– Сказочница, – фыркнул саврянин, принимаясь за еду. В чудеса Альк давно не верил. По крайней мере в добрые.
– Тогда б они своим ходом прикатились, раз волшебные, – заметил Жар. – И почему именно крысы-то, а не мышки или птички?
– Ой, как представлю, что они ночью по всему дому бегали… брр. – Девушку передернуло. – Теперь спать буду бояться.
– А ты в ларе ложись, – с серьезным видом посоветовал саврянин. – И запрись изнутри.
– Там же душно! – купилась Рыска.
– Зато не страшно.
– Главное, чтоб он в следующий раз бобров не приманил, – захихикал Жар. – А чего? Та же крыса, только хвост веслом.
Девушку закончила помывку, пересыпала деньги обратно в горшок и с усилием поставила его на лавку рядом с Альком.
– Вот.
– Что? – не понял саврянин.
– Ну это же твои, забирай!
– В счет долга, – пренебрежительно отмахнулся тот.
Рыска хотела возразить: мол, ничего ты нам не должен, с распиской-то мы сами оплошали, но внезапно поняла – для Алька, возможно, это сейчас единственный смысл жизни. Пусть дурацкий, но другого просто нету.
– Ладно, – покладисто согласилась она, подхватывая горшок. – Тогда еще восемьдесят девять осталось. И полтора сребра.