77 
Мих презрительно фыркнул, выбрал палку покрепче и, к удивлению друга и Колая, ловко крутанул ее над головой, потом за спиной, с перебросом в другую руку, и перед собой, щитом.
Мужики вокруг попятились, знаменный заинтересовался, подошел поближе:
– Что, служил?
– Было дело, – нехотя признался батрак.
– Ну-ну… – Тсец внезапно ткнул Миха в живот своей палкой, тот без труда отбил. – Будешь «ладонью»[4],– решил знаменный. – Еще мастаки подраться есть?
Несколько мужиков робко подняли руки. Двух тсец забраковал, семерых утвердил.
– Ты не рассказывал, – с обидой заметил Цыка другу.
Мих появился на хуторе несколько лет назад, хмурый пришлый бродяга, – впрочем, он быстро прижился и оттаял, сдружился с батраками. Про родную веску, брошенную из-за ссоры с отчимом, Мих говорил много и охотно, но что между побегом и хутором что-то было, никто не догадывался.
– А, чего там рассказывать. – Чернобородый поглядел на зажатую в кулаках палку с одобрением, но без жадности, как на бывшую, случайно встреченную подружку, с которой разошлись полюбовно. – Покрутился три года в наемниках, вот кой-чему и научился.
– А почему бросил? – с завистью спросил Колай. В детстве он тоже мечтал стать бродягой-героем, но сначала отец подзатыльниками вразумлял, а потом свой ум отрос.
– Да ну. – Мих уткнул палку концом в землю, оперся на нее, как старик. – В батраках оно спокойнее. По молодости мечом машешь – вроде здорово. Дружки завидуют, девки улыбаются, в толпе дорогу уступают. А как ткнешь или ткнут им впервые… Катись оно все к Сашию! – Батрак сплюнул, заозирался: – Кстати, куда наш молец задевался?
– А, – отмахнулся Цыка, – совсем рехнулся. Ходит, вещает. Про Хольгу что-то там, про заповеди ее, про конец света, про знамения. Я вчера послушал чуток – чуть не стошнило. Помнишь, у нас в веске старика крысы сожрали? Ну так наш молец теперь это всем грешникам обещает, в подробностях, будто сам черепа обгрызал. Еще что-то там про гром с ясного неба, про волну приливную…
Мих уже и сам заметил мольца: тот стоял в окружении мужиков и вдохновенно блеял, яростно жестикулируя и время от времени воздевая посох к небу. Лица у слушателей были завороженные – еще бы, они ж не видели, как у этого придурка постепенно черепица едет. В молодости-то был мужик как мужик, и гульнуть и выпить, а сейчас, вишь, Хольга к нему в башку как к себе домой заходит!
– Так, кончай треп! – покончив с раздачей, рявкнул знаменный. – Разбились на «кулаки» и встали вдоль леса… лицом ко мне, дурачье! Да не толпитесь, как овцы, в рядок выстройтесь! Покуда время есть, заодно подготовим из вас ополчение. Еще спасибо за науку скажете, когда на ваши вески какая-нибудь шелупонь полезет!
* * *
К утру в избушке стало до того душно и жарко, что Рыска проснулась с рассветом и долго ворочалась, выставляя из-под покрывала то ногу, то спину, но задремать так и не смогла. Встала и начала готовить, щурясь от тупого нытья в висках. Отоспалась, называется…
Двигаться приходилось на цыпочках: Жар негромко похрапывал приоткрытым ртом, наполовину высвободившись из-под покрывала. Альк вообще сбросил свое на пол – а спал он нагишом и на спине.
Рыска раз прошла мимо этого безобразия, другой. Потом не выдержала, подкралась, подобрала покрывало и, затаив дыхание, попыталась осторожненько уложить его на место.
– Да. Не жалуюсь, – самодовольно сказал Альк, не открывая глаз.
Девушка от неожиданности чуть покрывало не выронила.
– Я тебя просто накрыть хотела! Замерз же, наверное, – неловко пояснила она и почувствовала себя еще глупее.
– Да ладно, любуйся, мне не жалко. – Саврянин зевнул и потянулся, выгнув хребет.
– Ничего я не любуюсь! – Рыска возмущенно набросила покрывало ему на голову. – Было бы на что!
– А есть с чем сравнить? – Альк выставил руку, и ткань стекла по ней.
Девушка прикусила губу. Ну… видела, конечно, но как бы в другом виде и лично ей, Рыске, не угрожающем! А саврянин еще и смотрит на нее так откровенно, бесстыже, недвусмысленно. Издевается, конечно, но девушка в который раз проиграла: покраснела и отвернулась.
– Одевайся давай, – с досадой пробормотала она, – скоро завтракать будем.
Друзья еще вчера расспросили хозяйку, что здесь да как, и, выбравшись на местный рыночек, потратили остаток денег на хлеб, крупу, лук, сало и яйца – готовить самим выходило много дешевле, чем ходить в кормильню. А хозяйка творог и молоко за полцены уступила, из не проданного с утра.
77 
