181 
Саврянин уставился на нее тяжелым немигающим взглядом. Рыска вжала голову в плечи, но глаз не отвела, про себя с ужасом понимая: сейчас ее так отошьют – до вечера не отмоется.
Однако Альк неожиданно спокойно сказал:
– Знаете, идите-ка вы домой.
– А ты?!
– Есть еще одно дело. Личное. – Белокосый сунул Жару гитару, развернулся и исчез в одном из переулков прежде, чем друзья успели опомниться и толком его расспросить.
* * *
Поле боя, впервые оставшееся за Рыской, больше смущало ее, чем радовало. Расхаживая по маленькой комнатушке на втором этаже (внизу гомонили, стучали кружками, тянули песни подвыпившие савряне), девушка старательно распаляла себя воспоминаниями: «эта», «со спины», «все девки одинаковы», как же! Говорит, будто о собачках: свистнул – прибежали, на задние лапки встали!
Получалось плохо. Алька все не было, и без него Рыску больше грызла тревога, чем злость.
– Ругаться с этой крысой – что плевать против ветра! – с досадой бросила она, в сотый, наверное, раз выглянув в окошко.
– Я бы даже сказал, нужду справлять, – поддакнул сидящий за столом Жар, развлекаясь возведением столбика из оставшихся у них денежек. Одна мелочь, но вора это не печалило – есть же еще браслет! – Причем большую.
– Нет, ну скажи – сволочь?!
– Сволочь-сволочь, редкостная, – утешил ее друг, осторожно поднося к столбику очередную медяшку.
– Да что он о себе воображает?! Сам сплошной недостаток, а надо мной вечно издевается! – Рыска задела бедром край стола и зашипела от боли, потирая ушибленное место.
– Но он тебе все равно нравится, – печально заключил вор, глядя на раскатившиеся монеты.
– Еще чего! – опешила девушка от такого поворота разговора.
– Того. Я же вижу, как ты на него смотришь. – Жар сгреб деньги в кучу и начал все сначала.
– Никак я на него не смотрю!!!
– Во-во.
Ошарашенная Рыска вцепилась руками в подоконник, высунула голову наружу – чтоб обдуло ветерком. Постояла так несколько щепок.
– Жар…
– Ы? – рассеянно откликнулся друг.
– А… как он на меня смотрит?
– У мужчин это по-другому.
– Чего?
– Там не глядеть, а щупать надо, – глубокомысленно пояснил вор. – Вот зараза!
Монетки опять зазвенели по столу.
Девушка растерянно провела правой рукой по предплечью левой, поправляя задравшийся рукав. Наткнулась на браслет – и ее снова кольнуло беспокойством.
– Как думаешь, сколько он стоит?
Вор с удовольствием принял побрякушку, покачал на ладони – тепленький, тяжелый, ох и приятное ощущение! Поднес к свету, любуясь игрой камней.
– Сотню златов без вопросов дадут. С вопросами и полторы взять можно.
Но Рыска, вместо того чтобы порадоваться вместе с другом, побледнела еще больше.
– Жар, – прошептала она, судорожно хватаясь за край стола, – мне кажется, он сказал «домой» вовсе не про кормильню…
* * *
Дом почти не изменился. Только черепицу переложили, была темно-красной – стала серо-синей. Будто новую шапку надел.
Хлопнула дверь. По крыльцу вприпрыжку сбежал мальчик лет шести-семи в чистенькой одежде, с зажатой в кулаке рогаткой.
– Таш, куда?! – отчаянно понеслось ему вслед.
Мальчишка даже не оглянулся, припустил вдоль улицы – только белые косички по спине хлещут.
На крыльцо вышла старушка-служанка, покачала головой, поохала. Алька, стоящего в переулке, она не заметила – не то уж зрение.
Саврянин отвернулся. Не стоило сюда приходить. С самого начала знал, что не стоило. Но не удержался.
Что ж, отлично. Все идет своим чередом. Вон как племянник вырос, есть кому продолжить славный род Хаскилей. Теперь можно со спокойной совестью заняться достойным завершением своего.
Альк не питал ни малейших иллюзий – Райлез его не отпустит. Ни добром, ни силой. Наоборот: что угодно Сашию отдаст, лишь бы заполучить обратно.
И кого угодно.
За завтраком саврянин на пару щепок вышел из кормильни и попросил прислужника перевести Смерть с ее вьюками в другой коровник. Если друзья начнут расспрашивать, куда она пропала, – пусть говорит, что хозяин забрал.
У Алька все-таки был предел тому, что он готов отдать.
– Эй, ты! В белой рубашке!
Пришлось обернуться – по улице кроме Алька шли только купец в расстегнутом по случаю жары кафтане да баба с двумя ведрами воды (а еще говорят, хорошая примета!).
Окликал его путник, молодой мужчина на худой сонной коровенке. Видать, выходец из вески: лицо круглое, нос будто из краюхи сделан, волосы пыльно-русые. Пожалуй, он был ровесником Алька – недавно покинул Пристань, – но белокосый ощутил себя старше лет на пять, а то и десять. И поглядел на путника чуть ли не с жалостью.
181 
