176 
Стражники дружно затрясли головами и расступились, пропуская «путника» и его приятелей.
– Вот это мастер! – восхитилась Рыска, когда Жар, худо-бедно уловивший суть разговора, пересказал его подруге. – Ты что, каждому человеку можешь с ходу все дороги предсказать?!
– Нет, конечно, – отмахнулся Альк. – Но они в это поверили, и ладно.
– Так ты их просто обманул? – разочарованно спросила девушка.
– Насчет причин – да. Насчет шансов – нет.
– Это как?
– У путников есть понятие «слепой поворот». То есть ты чувствуешь, что это может произойти, но не знаешь почему. Вероятность, что летом этот стражник умрет, действительно один к девяти. Как именно, я не знаю – перепьет, пристрелят, с лестницы свалится, – но все равно могу попытаться вытянуть, вслепую. – Альк с удовольствием вдохнул запах столицы – накаленных солнцем камней, сохнущей тины по краям сточных канав, цветов с лотка проходящей мимо торговки. Вроде бы везде те же камни, те же канавы, те же цветы, а родной город даже с закрытыми глазами узнаешь. – Но обычно путники за такое не берутся. Неизвестно, сколько сил придется приложить и что в итоге получится. Помнишь, как ты меня «вылечила»? Вот, то же самое.
Окраина столицы напоминала Крокаш, но чем дальше приятели шли, тем выше поднимались дома и шире становились улицы. Камень все больше вытеснял дерево, однако мрачнее от этого город не становился, наоборот: каждый дом пытался перещеголять соседей как сортом гранита – от черного до белого, со всевозможным крапом, – так и украшениями.
– Ух ты! – Рыска остановилась, разглядывая пеструю мозаику во всю стену, из блестящих на солнце кусочков стекла: люди, птицы, деревья.
– Какой-то купец мошной бахвалится, – презрительно фыркнул Альк. – Лучше вон туда посмотри.
На первый взгляд дом казался потусклее, победнее – но то было уже не стекло, а поделочные камни, и подгоняли их друг к другу куда более искусные руки. Два воина сошлись в смертельной схватке, и мастеру удалось передать как стремительное падение меча на щит, так и напряжение тел, и исказившую лица ярость. А вблизи – просто маленькие разноцветные плитки, как мазки на картине. Чудо!
– В Ринстане, говорят, тоже красиво, – ревниво заметил Жар.
– Там лепнина. С голыми бабами по большей части.
– О!
– Вот-вот. Только так и удается приобщить вас к искусству.
– А кто в этом доме живет? – перебила Рыска, которой и мозаика понравилась, и на лепнину интересно было бы поглядеть.
– При мне… – Альк осекся. – Знаешь, давай-ка его стороной объедем.
– Не хочешь, чтоб из окошка заметили? – догадался Жар. – Почему?
– Потому что столичные слухи имеют свойство очень быстро разлетаться. – Саврянин свернул в проулок, жалея, что у них нет второй рясы. Зря вообще через центр поехали, по привычке повел.
– Ну и что? Тебе-то чего бояться? Наврал, что посольский сынок, или отец нынче в опале?
– Нет, – разом ответил Альк на оба домысла. – Поэтому и боюсь.
Вор понимающе и в то же время разочарованно присвистнул:
– А как мы тогда во дворец попадем? Я думал, ты нас проведешь.
– Проведу. Или тебе непременно через парадные ворота надо, с музыкой и перечислением титулов?
– Не, меня и ночью через забор устроит, – ухмыльнулся Жар. – И провожать тоже не надо.
– Если что-нибудь там сопрешь – заставлю сожрать, – угрюмо предупредил Альк.
– Понял, буду брать только мелкое и съедобное!
– Я серьезно.
– А я шучу. Ну чего ты, в самом деле? Как на шило сел. – Вор дружески толкнул его локтем. Белокосый зло отмахнулся. – Раньше как-то выкручивались и сейчас справимся.
– Иди к Сашию, – огрызнулся саврянин. Не хватало еще, чтобы его ворюга успокаивал! Но, пожалуй, надо действительно взять себя в руки, раз это так заметно.
У Хаскилей тоже был дом в столице. В другой части города и без мозаики, но сразу видно – знатные люди живут. Хотя жили там по большей части присматривающие за домом слуги да набивающиеся в гости бедные родственники. Отец бывал наездами, по делу, а чуть Альк подрос, стал брать его с собой. Любопытный мальчишка облазил Брбржисщ вдоль, поперек и снизу вверх, добавив слугам немало седых волос: то сгинет на весь день, то, напротив, кто-то заметит его на крыше главной молельни – залез на спор, что потрогает Хольгин знак на шпиле. Несколько раз его били до крови и лохмотьев. Дважды приходили жаловаться. За трагически павшую кошку (вообще-то Альк был уверен, что самодельный арбалет так высоко не дострелит) посол заплатил, скандального торговца велел спустить с крыльца, уверенно заявив, что его сын никогда не лжет. Впрочем, отец, хоть и ругался, этих прогулок не запрещал. Мальчик, полагал он, должен расти мужчиной, а не изнеженным щеголем.
176 
