169 
– Только у коров… – Девушка с ужасом глядела на корчащуюся женщину. Вот, значит, как оно у людей происходит?! Рождение братика прошло мимо Рыски, тем более что роды у ее матери были вторыми, быстрыми. Утром девочку услали к бабке Шуле, будто бы проросшую картошку перебирать, а к вечеру вернулась – лежит уже в колыбели, пищит, чистенький, розовый. А тут – темные пятна на подоле, обезображенное болью лицо с искусанными губами и провалами глаз, мученические стоны и истошные вскрики, будто саврянка действительно вот-вот переступит на небесную Дорогу.
– Ну попроси ее встать на четвереньки, будет похоже.
– Альк!!! – задохнулась от столь бесстыжего цинизма Рыска, не догадываясь, что белокосый того и добивается: двух паникующих женщин на одного младенца было многовато. – Так… так нельзя! Люди – не коровы, и не смей их сравнивать!
– Почему? Коровы обидятся?
– Она же твоя соотечественница! – Рыска попробовала зайти в тыл к Альковой совести – вдруг там на ней осталось уязвимое местечко?
– В первую очередь она бестолковая баба, которая наделала кучу глупостей, – легко отразил атаку саврянин. – Впрочем, все вы такие.
Рыска возмущенно ахнула. Нашелся толковый! «Бабы» хоть сами от своих глупостей страдают, а не остальных заставляют! Пусть бы попробовал родить, а потом нос задирал! Мужику-то легко героем быть – занимайся, чем тебе любо, а тебя тем временем и обстирают, и накормят, и ублажат!
– И вообще, почему вы стоите и ничего не делаете?! – напустилась девушка на спутников. – Разведите наконец костер, воды нагрейте, в сумках поройтесь – поглядите, чего не жалко на тряпки пустить!
Альк довольно ухмыльнулся, встал и пошел к коровам – перегнать на новую стоянку.
* * *
Если бы не сильный ветер, вмиг раздувший огонь по соломе и заглушивший ее треск…
Если бы Сурок спал у жены, в комнате с окошком на коровник… Или вообще не спал, а таскал бревна где-нибудь под Йожыгом…
Если бы именно Цыка, самый чуткий и подозрительный из батраков, вышел проведать неунимающихся собак…
А может, все было бы точно так же – кто знает?
– Пожа-а-ар!!!
Тонкий срывающийся голосок вышедшего по нужде дедка набатным колоколом всколыхнул дом. Батраки наперебой кинулись к дверям, самый ловкий и догадливый сиганул через окно. Выбежала Корова в наброшенном на плечи одеяле, волоча за руку упирающуюся Дишу – девка не успела даже шкатулочку с бусами из ларя достать. Выскочила служанка-вдова, босоногая, в ночной рубахе, прижимая к себе самое ценное – заспанных детишек. Оба рыдали: в кровати осталась теплая, недоуменно проводившая их взглядом кошка.
Последним, с гудящей от похмелья головой, вывалился на крыльцо хозяин.
Горел главный коровник, где держали лучшую часть скакового стада. Да как горел – уже в черный контур превратился, жирно закрашенный огнем. На крыше соседнего сарая тоже плясало несколько алых лепестков, искры семенами разлетались во все стороны. Рев пламени заглушал даже рев запертых внутри животных – если те еще ревели…
Увидев такое дело, Сурок испустил хриплый вопль и бросился к дверям коровника.
– Хозяин, стой! – заорали ему вслед батраки, сами спешно выпускавшие из хлевов скотину. Пришлось открыть ворота и гнать прямо в поле, иначе во дворе началось бы столпотворение из перепуганных коров, овец и свиней. Тушить уже полыхающее не было смысла, выстроившаяся к колодцу цепочка передавала воду для дома и тех сараев, что подальше: намочить, чтобы искры не прилипали. Помогали и дети, и Фесся – но надолго ее не хватило, охнула и, придерживая одной рукой живот, а другой поясницу, отошла в сторону.
Сурок, не слушая и не обращая внимания на жар и едкий дым, ухватился за раскаленную ручку, дернул на себя – и дверь словно оказалась последним, что удерживало коровник от обрушения.
* * *
Ребенок был худенький и длинный, голова и та какая-то вытянутая. С ней роженица мучилась не меньше лучины, но стоило прорезаться плечам, как младенец выскользнул за одну потугу. Рыска приняла его в первую попавшуюся тряпку и теперь держала в охапке, понятия не имея, что делать дальше. Младенец лежал на ее руках расслабленно, как перевернутая на спину лягушка, только кулачки стиснуты. Макушку, будто мокрые перышки, облепляли короткие волосенки. Светлые глаза бессмысленно двигались туда-сюда, но новорожденный молчал, словно огорошенный открывшейся ему картиной.
Его вроде бы шлепнуть надо, вспомнила девушка, но тут ребенок сам округлил беззубый ротик и вякнул, как котенок. Скорее требовательно, чем испуганно.
169 
