Жар, у которого были дружки-савряне, так остро чужаком себя не чувствовал. И не стеснялся, умудрившись объясниться с кормильцем на смеси жестов и обоих языков.
– А как «благослови тебя Хольга» по-вашенски будет? – в конце обратился вор к Альку.
Тот страдальчески закатил глаза:
– Хоть здесь ее в покое оставь, а?!
Вор, не огорчившись, повернулся к кормильцу и с широкой улыбкой повторил как есть. Тот прекрасно понял, почтительно что-то пробормотал и начертал знак Богини. После чего перевел взгляд на девушку.
Рыска вжалась в стул. Видно, кормилец спрашивал, чего она желает, но отвечать по-ринтарски девушка боялась, а по-саврянски – стыдилась: вдруг переврет, и будут смеяться или, хуже того, обидятся?!
К счастью, за нее с усмешкой ответил Альк. Кормилец повернулся к нему, что-то уточнил, кивнул и отошел.
– Альк? – робко окликнула девушка.
– Тше? – рассеянно отозвался тот по-саврянски, глядя вслед кормильцу.
Лицо у Рыски стало совсем несчастное.
– Что? – поправился белокосый, недоуменно сдвинув брови.
– Ничего, – со вздохом пробормотала девушка, глядя в стоящую на столе миску, где горкой лежало что-то желтоватое и рассыпчатое, похожее на жирные мушиные личинки. – Так… странно как-то. Чужое тут все.
– Привыкнешь. – Альк взял одну «личинку», с хрустом разгрыз.
– Это что? – заинтересовался Жар.
– Соленое тесто, жаренное в курином жиру. Вместо ваших сухариков.
– Вкусное?
– Гадость. – Белокосый вытер пальцы предусмотрительно повешенным на спинку стула полотенчиком. – Зато окончательно убедился, что я на родине.
Вор осторожно попробовал закуску. Ему она скорее понравилась, то ли из-за необычности, то ли просто с голодухи, и Жар подвинул мисочку к себе.
– Хорошо тебе… – уныло протянула девушка, чувствуя себя овечкой среди волков – перекрашенной в серый цвет, но не решающейся подать голос из страха быть тут же сожранной.
– Привыкнешь, – повторил саврянин. – Я же привык.
– Это ж ты!
Такая искренняя вера в его бесстрашие здорово позабавила Алька.
– Мне тоже было семнадцать лет, когда я очутился в чужой стране без денег и в полном одиночестве.
– А почему ты в саврянскую Пристань не пошел? – заинтересовался Жар.
– Дед меня живо бы оттуда вытащил. А на ринтарские у него влияния не было.
– Ой, – после недолгого раздумья осенило девушку, – поэтому и он к нам перебрался? Чтобы не повлияли?
– Скорее чтобы полностью изменить свою жизнь. Просто выкинуть из нее какую-то часть слишком сложно.
– Как руку из-за больного пальца отрубить? – хмыкнул вор.
– При заражении крови это лучший выход.
Разговор прервал кормилец, поставивший перед Рыской миску с супом, а перед Альком огромную тарелку с… травой. Ну правда, с травой! Одни листочки как подорожник, другие на одуванчиковые похожи, сверху семечками посыпано и заправлено чем-то прозрачным, но не маслом – запах кислый, коричневатое.
– Ты будешь это есть? – на всякий случай уточнил Жар, тыча пальцем в темно-зеленый ворох.
– Конечно. – Саврянин так алчно поглядел в тарелку, словно на ней лежала по меньшей мере фаршированная утка.
– А оно вообще съедобное?
– Это салат, – уничижительно сообщил Альк, накалывая на вилку стопку листвы. Повозил ею по дну тарелки, подбирая заправку, и отправил в рот. Демонстративно зажмурился от удовольствия.
– Я знаю, что такое салат, – обиделась Рыска. – Он со сметаной, укропом, огурцами и вареными яйцами. А тут голые сорняки!
– Тут витамины, балда! Они полезные.
Вор продолжал недоверчиво разглядывать «салат», словно опасаясь, что тот может прыгнуть на него через весь стол.
– Да уж, как полезут – до сортира добежать не успеешь.
– И помогают поддерживать тело в хорошей форме, – с нажимом продолжал Альк, взглядом намекая, что Жарова фигура далека от идеала.
– Хочешь сказать, в форме доски?
Рыска фыркнула. Саврянин поставил кулак с пустой вилкой на стол, недобро глядя на вора и похрустывая загадочными «витаминами». Ожидать, пока он прожует и примется за кого-то другого, было жутковато, и Жар поспешно уточнил:
– А чего? Я и не спорю! У доски очень хорошая форма, полезная! Лавку там сколотить или свиное корыто…
«Теперь они еще фигурами мериться будут!» – обреченно подумала Рыска, утягивая с Альковой тарелки один из листиков. Трава и трава. Сочная. А это, прозрачное, вроде уксуса, только с привкусом жженого леденца. По весне, может, и сошло бы с голодухи.