Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
58 
— Топать надо! Теплее всего. Только тихо пойдем, небыстро. К утру — ого! — отмахаем… Хлебушком вот закусим.
— Слышишь, Ярема?
— Слышу…
— Ноги-то как? Болят?..
— Ноги ничего…
— Ну, идем. — И старшой важной поступью двинулся в морозную темноту.
…Через час или два Митряха неожиданно остановился и быстро посмотрел назад. В темноте на снегу одиноко маячили две черные фигуры.
— Ярема! — вдруг властно крикнул старшой.
Дальняя фигура молчала.
— Ярема!! Живой?!
— Ну…
— Ко мне!!! Быстро!
— Иду…
И в этот момент закричал Глебка. Ткнув рукавицей в сторону Яремы, он издал такой пронзительный вопль, что у Митряхи разом подкосились коленки.
— Старшо-ой!!! Смотри-ко, помер братко-то!! По-омер!!!
Застыв на месте, Митряха увидел, как черное пятно, еще недавно бывшее Яремой, начало расплываться, растворяться во тьме — и исчезло совсем, без следа.
Никого не было вокруг них.
Старшой стянул с головы шапку. Помолчали.
— Голос-то! Голос-то у него чужой был… Не понял я сразу… И-ехх!.. В пути братку-то забыли!..
— Вечное Царствие…
Митряха уселся на снег и глубоко задумался.
Сколько он так просидел, сказать трудно. Глебка стоял-стоял на месте, не вытерпел — и бесшумно скрылся за деревьями. Митряха этого не заметил. Впрочем, вернулся он довольно скоро — принесся на всех парах и давай толкать старшого:
— Митря! Братка! Вставай! Там — дорога!.. Вставай!!
— Что? — Старшой медленно поднялся на ноги и диковато посмотрел на товарища: — Какая дорога? Слушай, Глебка… Я думаю: может, уж не идти нам дальше? Трое уже померли. Не могу я больше верховодить. Не выдюжил!
С Глебкиной головы свалилась шапка.
— Да что ты, Митряха?!! Да как же?! — От обиды на глазах заблестели слезы. — Куда ж нам теперь?! Не можем мы не идти…
— Не знаю. Двое нас, живых-то… Не поводырь я тебе больше! — И, помолчав, категорично заявил: — Теперь сам решай, куда поворачивать.
Глебка прислонился к старой осине и беззвучно зарыдал. Ноги его моментально подогнулись, и он со стоном завалился в снег.
Митряха не выдержал:
— Ладно, братка! Ты про дорогу-то лучше скажи. Где она?
— Там, да-альше, — Глебка шмыгнул носом и медленно поднялся со снега. — Пойдем, Митря! Это же наша дорога… Знаешь, я ведь этой ночью тоже голоса слышал… Совсем близко, как будто из-за дерева. Благовесть-то какая… а? Стоящее дело!
И в этот момент Митряха в ужасе замер. Что-то тихо хрустнуло в кустах, а затем еще несколько раз — чуть подальше.
Приехали!!!
Этого путники никак не ожидали. Волки подошли совершенно бесшумно. Ступая по своим тайным тропам, они научились подкрадываться к жертвам на очень короткие расстояния, не привлекая к себе ни малейшего внимания. Этому учит голод. Голод и естественный отбор.
Волков было немного — пять или шесть, — но обессиленные путники перепугались всерьез. Вожак стаи, огромный косматый зверюга, с глухим рыком шел на Глебку; остальные вышли из кустов и выжидающе замерли среди деревьев.
— Ух, Митря! Волчище-то… — Глебка ошалело попятился назад.
Митряха не растерялся; выхватив завернутый в газету нож, он закричал и кинулся на выручку товарищу. Раздалось сдавленное урчание, и вожак рывком бросился на человека.
Старшой целился в темя. В последний момент нож скользнул по черепу и, срезав лоскут кожи, вышел возле уха хищника. Кровь брызнула на снег. Митряха снова замахнулся, и следующий удар пришелся в морду. Вожак завыл.
В тот же миг второй волк прыгнул на спину Глебке. Тот рванулся, сбросил зверя, но зверь успел вцепиться зубами в тулуп.
— Глебка!!! Лупи их, братка!!
Волки быстро сжимали кольцо. Вожак, мотая окровавленной головой, отскочил в сторону и завертелся на месте, пытаясь унять острую боль. Старшой схватил с земли палку и швырнул ее товарищу.
— Держись!
Оголодавшие звери перли отовсюду. Путники отбивались чем могли: палками, ногами, кулаками, ножом. Больше всего, конечно, помог нож. Под его ударами волчья шкура превращалась в лохмотья, а снег чернел от кровавых брызг…
Через четверть часа резня закончилась. Двое волков остались лежать со вспоротыми животами. Остальные, лишившись нахального вожака, поспешили убраться восвояси. Митряха с удовлетворением осмотрелся по сторонам и произнес:
58 
