Последние отзывы

  99  

– Говорит, что по важному делу, не терпящему отла… лага…

– Отлагательства, – подсказала Алиса.

– Вот-вот. Так пускать или нет? Понял. Та-а-к, Алиска… надо тебя обыскать.

– Только смотри не очень лапай, – грубовато сказала Смоленцева.

Меркул понимающе усмехнулся:

– Как же, наслышан… там у тебя муженек нарисовался какой-то дико навороченный. Слыхал, как он там в СИЗО Черепу чуть его главное достоинство на черепки не порушил. Ладно… не приревнует.

– К тебе – конечно, не приревнует, болван, – высокомерно сказала Алиса, в то время как ладони охранника скользнули по ее телу. …Через несколько минут Смоленцева уже входила в огромный, роскошно обставленный дорогущей вычурной мебелью кабинет хозяина дома.

Последний встретил ее подозрительным взглядом сощуренных маленьких глаз, а сидевшая на его жирных коленях Анжела демонстративно поднялась и села к Алисе спиной.

Котов покосился на жену и сказал:

– Выйди.

– Нет, пусть она останется, – произнесла Алиса и, не дожидаясь приглашения, уселась напротив Котова в глубокое кресло, а потом закинула ногу на ногу таким роскошным жестом, что Кашалот поперхнулся табачным дымом и мучительно закашлялся.

– Я хотела предложить тебе, Фил, небольшую сделку, – без всяких предисловий начала она настолько свободно и непринужденно, что Анжела, которая продолжала показывать Смоленцевой свою спину, едва прикрытую какой-то полупрозрачной распашонкой, повернулась к ней и взглянула с какой-то странной смесью презрительного любопытства и боязливого волнения.

– Сделку?

– Совершенно верно. Я хорошо запомнила наш разговор пятинедельной давности… тогда, в больнице. Хотя ты сегодня и не был в суде, я знаю, что тебе доложили о происходящем. Уверена. Так вот, драгоценный Филипп Григорьевич… я всегда знала тебя как человека, который всеми способами насаждал правду. Пусть эти способы были несколько грубоваты, но тем не менее цель всегда оправдывала средства. По крайней мере, если судить по твоим понятиям.

В голосе Алисы не было ни малейшей иронии, и это насторожило Котова, который в ответ на вышеприведенные слова, произнесенные любым другим тоном, давно призвал бы в свидетели всех чертей и вышвырнул бы наглеца, дерзнувшего обратиться к нему с такой речью, вон из своего дома. И хорошо еще, если живого.

– Одним словом, – сказала Алиса и снова перекинула одну ногу через другую; но на этот раз Кашалот не обратил на ее движение ни малейшего внимания, – я готова дать показания против Свиридова, но… ты великодушно умножишь на ноль мой тебе долг, то бишь те шестьсот с хвостиком тысяч. Ты же знаешь, что будет с любым числом, сколь бы велико оно ни было, если его умножить на ноль?

Алиса постучала длинными точеными пальцами по витому подлокотнику кресла и с удивившей ее саму наглостью проговорила:

– Ну, так как тебе мое предложение?

На бугристом лбу Кашалота собрались вертикальные складки. Потом они на секунду разгладились, но лишь для того, чтобы трансформироваться в горизонтальные.

– Значит, ты не желаешь больше покрывать своего муженька? – наконец произнес он.

– Я подумала и решила, что игра не стоит свеч. В наше время надо мыслить рационально. Я расскажу суду то, что было на самом деле, а мотивирую изменение своих показаний тем, что прежде защита, в лице господина Евстафьева, давила на меня.

Кашалот облизнул толстые серые губы, похожие на узкие ломти плохо выпеченного пирога из второсортной муки, и хрипло произнес:

– Так, значит, теперь ты заявишь, что это Свиридов убил мою дочь?

– Да. Когда я настаиваю на его алиби и говорю, что сама Лена отрицала, что он стрелял в нее, мне не очень-то верят. То есть делают благожелательное лицо, но все равно скептически хмыкают. Это в лучшем случае. А в худшем… Например, сегодня какой-то милый молодой человек из одной из подконтрольных тебе шаек… то есть я хотела сказать – коммерческих фирм, выкрикнул: «Ты еще добрешешься, сучка!» И я думаю, что это довольно сдержанное выражение тех чувств, которые питает ко мне братва.

– В самом деле? – ядовито спросила Анжела, которая выглядела довольно потерянно. Одна мысль не давала ей покоя – тревога о судьбе миллиона, о местонахождении которого, вероятно, знал только один Свиридов. А тут Алиса говорит, что готова сдать его – и перечеркивает эту информацию о миллионе жирной и циничной чертой!

– Ну да, – беспечно ответила Алиса, – откровенно говоря, я удивлена, что до сих пор жива. Я подумала, что если доберусь до тебя, Филипп, в целости и сохранности, то, значит… сам бог велел мне поступать так, как я поступаю сейчас.

  99