Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
23 
– Да я уж и сама думаю.
Роман обернулся и внимательно посмотрел на нее. Она, прищурившись, тоже смотрела на него и не улыбалась.
– Ты чего, Танька?
– Вот смотрю на тебя и думаю… – медленно протянула она.
– И о чем же?
– О тебе.
– Надо же! – Он усмехнулся. – И давно это у тебя?
– Давно, – ответила Танька.
– И что же ты надумала?
– Да вот, надумала…
Она закрыла глаза, взяла уголок простыни в зубы и стала медленно говорить, смотря куда-то в потолок и покусывая эту свежую белоснежную ткань, только что привезенную ею из Москвы.
– Понимаешь, все. Просто все и все.
– Что все?
– Все! Я кончилась. Вся. Без остатка. Родник иссяк. Сил нет. Ты высосал меня, Суворов, до донышка. Я даже сама себе противна. Одна оболочка. Приехала к Глебу за деньгами, продался там один твой пейзажик, а он мне говорит, что от меня осталась только тень. Какая там тень, говорю, я за весну на три килограмма поправилась, а он и отвечает, нет. Ты, говорит, Танька, на килограммы не пеняй. Ты, говорит, с точки зрения художественного вкуса и мужского глаза идеал женщины, только внутри у тебя, Татьяна, пустота. И ведь он прав. Жить не хочется. Иду с работы на автостоянку, знаю, что все вроде хорошо. Димка из школы пришел. Мамка его кормит. Меня ждут. Работа отличная. И мужик у меня вроде есть. Все замечательно. А внутри такая тоска, кажется, первый встречный улыбнется, чтобы теплом повеяло, я ему на руки и упаду.
– Ну и кто же тебе мешает? – спросил Роман.
– Да нет, никто не мешает. – Она улыбнулась. – Теперь.
– Что-то изменилось? Теперь?
– Меняю я свою жизнь, Суворов. Буду теперь делать только то, что хочу. Все у меня с тобой как-то по инерции происходило. Самое трудное, оказалось, выдержать паузу, остановиться. Я, кажется, это смогла. А дальше уж как получится.
– И чего же ты хочешь?
– Многого! Я очень много хочу, я даже и сказать тебе не могу, Суворов, как много я хочу.
– Я, выходит, тебе в твоих желаниях не помощник?
– Ты? – Танька вдруг опять рассмеялась, встала, отбросила простыню и стала одеваться. – Нет, ты молодец, Суворов. Ты очень стараешься! У меня, как понимаешь, ты не первый. Так вот, мужики разные были, но так, как ты, никто не старался. Ты очень стараешься в постели. Молодец. Только ты стараешься для себя. Просто так надо. Соответствовать. Поскольку если ты стараться не будешь, тогда чем ты возьмешь? Ты же любишь только себя. Не так ли?
– А если не так? – напряженным голосом спросил Роман.
– Ладно! – Она махнула рукой, расчесывая волосы и ища глазами косметичку. – Ты же, когда любовью занимаешься, в лицо не смотришь. Пребываешь, так сказать, в своих ощущениях. Тебе же нужна не я. Тебе нужна просто баба. Желательно красивая, покладистая, хорошая, здоровая баба. И желательно одна и та же, чтобы не переиначивать себя. И лучше бы, чтобы ты имени ее не знал. Чтобы она являлась по первому зову твоей плоти, как джин из бутылки. По свистку!
– Можно подумать, что ты являлась по свистку, – усмехнулся Роман.
– Можно сказать и так. – Танька опустила голову, помолчала мгновение. – Ты здесь комедию только не ломай, хорошо? Я и на самом деле сейчас абсолютно спокойна. Это мне раньше хотелось твоего сочувствия, понимания, поговорить с тобой. Теперь нет. Неинтересно. Так же, как раньше неинтересно было тебе, Суворов. Надеюсь, что ты не пропадешь. Хотя ты слишком легко живешь. Точнее, тебе кажется, что ты легко живешь, а на самом деле врос в землю. Мхом покрылся. Запомни. Стараться надо не в постели, а в жизни. В жизни надо стараться. А в постели надо любить.
– Ты хорошо подумала? – Он поймал ее за руку. – Смотри, я гляжу тебе в глаза.
Все это время, пока Танька спокойно, так не похоже на саму себя говорила эти слова, он внимательно смотрел на нее и даже отстраненно фиксировал мысли, которые появлялись в голове. Первая мысль была о том, что жаль терять Таньку. Хорошо с ней. Тело замечательное. Характер покладистый. Без лишних претензий. Опрятная. Машину имеет. Выручает. Точнее, выручала. Запах у нее хороший. Да и вкус тоже. Вторая мысль пришла почти сразу после первой и так резанула, что даже чуть-чуть закололо сердце. Как же он теперь без нее?! Как?! Да никак, успокоился он почти в ту же секунду. Только этих разборок ему еще не хватало. Да и зачем ему нужна эта Танька с ее проблемами, с вынужденным хорошистом Димкой, с больной мамашей? Да и лет ей, наверное, уже тридцать пять. Что с ней будет года через три-четыре? То-то и оно. Хотя теперь другую придется искать, прикармливать. Морока.
23 
