Последние отзывы

  35  

— Тебе все равно одному не справиться, Мади. Да и лучше, если Олафа освободят христиане, а не ты. Меньше вони будет…

Мади аль-Мехмед досадливо крякнул. Эта проблема возникала каждый раз, когда он разбирал церковные дела. Стоило чуть-чуть нажать, и его тут же обвиняли во всех смертных грехах и никогда не забывали упомянуть, что он — магометанин.

— Ладно, — вздохнул он, — христиане — значит христиане.

Томазо следил за ходом переговоров из потайной комнаты рядом с залом для совещаний и уже видел, что опоздал. Здесь были все: и королева-мать, и пятнадцатилетний Бурбон, и, само собой, Изабелла, но Австриец чувствовал себя хозяином положения и уже диктовал свои условия.

— Вы уйдете в монастырь, тетушка, — напирал он на королеву-мать, — иначе все узнают, что королева Хуанна заболела и потеряла разум. Папа, как мне сказали, уже согласен.

Томазо стиснул зубы. Австриец использовал его гарантии от Папы самым бесчестным образом и явно уже примерял на себя корону Арагона.

— А тебе, Изабелла, надо бы подумать о настоящем мужчине… — явно намекая на себя, давил Австриец, — а не тащить в постель вечного ребенка.

Но Изабелла не сдавалась.

— А этот… настоящий мужчина… подтвердит указ о новой монете?

— Не я принимал этот противозаконный указ, не мне его и подтверждать, — отрезал дон Хуан Хосе.

И тогда Изабелла презрительно усмехнулась.

— Арагону и Кастилии нужен флот, — процедила она, — и кто этого не понимает, тот не король.

Австриец густо покраснел.

— То-то я вижу, мой сводный брат в этом много понимает, — кивнул он в сторону жениха Изабеллы.

Молодой Бурбон пустил слюну и, видя устремленные на него напряженные взоры, неуверенно захныкал. И тогда дон Хуан неожиданно встал, подошел к сводному брату и своим кружевным платком промокнул тому глаза, а затем и скошенный подбородок.

— Знаешь, Изабелла, — осуждающе покачал он головой, — Господь все равно против вашего брака. Я это докажу.

И Бурбон, видя, что его жалеют, скривил белое лицо и потянулся к человеку, отнимающему у него самое важное для мужчины — власть.

А еще через день люди Австрийца привезли из Сарагосы епископа Арагонского, а дон Хуан Хосе развязал дискуссию об Инквизиции, и все рухнуло.

— Инквизиция не просто противоречит конституциям; она враждебна и слову, и духу Господнему, — прямо заявил епископ Арагонский.

Члены королевской семьи замерли. Фактически Его Преосвященство объявил королевский указ о введении Святой Инквизиции в Арагоне еретическим.

— А вы хорошо подумали, Ваше Преосвященство? — первой опомнилась Изабелла.

Она уже готова была вступить в управление землями своего жениха, но понимала: если Церкви Арагона и Кастилии останутся на разных позициях, ее свадьбе с юным Бурбоном не бывать.

— Я старый человек, — поднялся со скамейки епископ, — и я не возьму такого греха на свою душу. Простите, Ваши Высочества, мне здесь нечего делать. Я возвращаюсь в Сарагосу.

Австриец торжествовал.

Час третий

Мади аль-Мехмед действовал строго по протоколу.

— Брат Агостино Куадра, — встав напротив монастырских ворот во главе нескольких членов магистрата, громко начал он зачитывать решение судебного собрания, — во исполнение конституций Арагона я требую от Святой Инквизиции выдачи мастера цеха часовщиков Олафа по прозвищу Гугенот.

Окошко тяжелых ворот скрипнуло, и в квадратном проеме показалось лицо Комиссара Трибунала.

— Ты в своем уме, сарацин?

— Даю вам четверть часа, — глянув на башенные часы магистрата, сообщил судья, — и ставлю в известность: город оставляет за собой право по истечении этого срока применить силу.

Окошко захлопнулось, ворота протяжно заскрипели и открылись, и наружу, один за другим, вышли все двенадцать доминиканцев и в конце — сам Комиссар Трибунала.

— Силу, говоришь? — с усмешкой оглядел он восьмерых альгуасилов.

— Ты слышал, — сухо произнес Мади.

Агостино кивнул доминиканцам, и «псы господни» стремительно обнажили шпаги. И тогда из двух сходящихся у ворот узких улочек повалили мастеровые. Часовщики и красильщики, ткачи и плотники — каждый городской цех счел священным долгом выставить своих лучших бойцов на защиту конституций фуэрос.

Комиссар Трибунала побледнел.

— Предупреждаю… все, кто покусится на права Святой Инквизиции, будут отлучены от Церкви в соответствии с буллой Его Святейшества.

  35