очень нудно 
17 
…Отправил дочку с женой в больницу. У них по телу расползлись чёрные пятна. То появятся, то исчезнут. Величиной с пятак… А ничего не болит… Их обследовали. Я спросил: «Скажите, какой результат?» – «Не для вас». – «А для кого же?»
Вокруг тогда все говорили: умрём-умрём… К двухтысячному году белорусы исчезнут. Дочке исполнилось шесть лет. Ровно в день аварии. Укладываю её спать, она мне шепчет на ухо: «Папа, я хочу жить, я ещё маленькая». Я думал, она ничего не понимает…А она увидит няню в детском садике в белом халате или в столовой повара, с ней истерика: «Не хочу в больницу! Не хочу умирать!» Белый цвет не переносила. Мы даже в новом доме занавески белые поменяли.
Вы способны себе представить сразу семь лысых девочек? Их в палате было семь… Нет, достаточно! Я кончаю! Когда я рассказываю, у меня чувство, вот сердце подсказывает – ты совершаешь предательство. Потому что я должен описывать её, как чужую… Её мучения… Жена пришла из больницы… Не выдержала: «Лучше бы она умерла, чем так мучиться. Или мне умереть, чтобы больше не смотреть». Нет, достаточно! Я кончаю! Не в состоянии. Нет!
Положили её на дверь… На дверь, на которой когда-то лежал мой отец. Пока не привезли маленький гроб… Он был маленький, как коробка из-под большой куклы. Как коробка…
Я хочу засвидетельствовать – моя дочь умерла от Чернобыля. А от нас хотят, чтобы мы молчали. Наукой, мол, ещё не доказано, нет банка данных. Надо ждать сотни лет. Но моя человеческая жизнь… Она же меньше… Я не дождусь. Запишите…Хотя бы вы запишите: дочку звали Катя… Катюшенька… Умерла в семь лет…"
Николай Фомич Калугин, отец
Монолог одной деревни о том, как зовут души с неба, чтобы с ними поплакать и пообедать
Деревня Белый Берег Наровлянского района Гомельской области.
Говорят: Анна Павловна Артюшенко, Ева Адамовна Артюшенко, Василий Николаевич Артюшенко, Софья Николаевна Мороз, Надежда Борисовна Николаенко, Александр Фёдорович Николаенко, Михаил Мартынович Лис.
– Гостейки к нам… Добрые люди… Не ворожилось на встречу, никакого знака. Бывает, ладонь чешется – поздоровкаешься. А сегодня, ани, не ворожилось. Одно соловейка всю ночь пел – на солнечный день. Ой! Наши бабы в момент сбегутся. Вон Надя уже летит…
– И пережили все, перетерпели…
– Ой, не хочу вспоминать. Страшно. Выгоняли нас, солдаты выгоняли. Военная техника понаехала. Самоходки. Один дед старый… Уже лежал. Помирал. Куда ехать? «Я вот встану, – плакал, – и пойду на могилки. Своими ногами». Что нам за хаты заплатили? Что? Поглядите, какая тут красота! Кто нам за эту красоту заплатит? Курортная зона!
– Самолёты, вертолёты – гул стоял. КамАЗы с прицепами… Солдаты. Ну, думаю, началась война. С китайцами или американцами.
– Хозяин пришёл с колхозного собрания и говорит: «Завтра нас эвакуируют». А я: «Как же картошка? Не выкопали». Стучит в дверь сосед, и сели они с моим выпивать. Выпили и давай ругать председателя: «Не поедем и точка. Войну пережили, а тут радиация». Хоть залезай в эту землю. Не поедем!
– Сначала думали, что все умрём через два-три месяца. Так нас пугали. Агитировали ехать. Слава Богу – живы!
– Слава Богу! Слава Богу!
– Никто не знает, что на том свете. Тут лучше… Знакомее. Как моя мама приговаривала: красуешься, радуешься и самовольничаешь.
– Пойдём в церковь, помолимся.
– Уезжали… Взяла землю с маминой могилки в мешочек. Постояла на коленках: «Прости, что мы тебя оставляем». Ночью пошла к ней и не боялась. Люди свои фамилии писали на хатах. На брёвнах, на заборе. На асфальте.
– Собак солдаты убивали. Стреляли. Бах-бах! После этого я не могу слышать, как кричит живое.
– Я тут бригадирствовал. Сорок пять лет… Жалел людей… В Москву на выставку мы свой лён возили, колхоз посылал. Значок оттуда привёз и красную грамоту. Тут ко мне с уважением: «Василий Николаевич… Наш Николаевич…» А кто я там, на новом месте? Старый дед в капелюше. Тут буду помирать, женщинки мне воды принесут, в хате натеплят. Жалел я людей… Вечером идут бабы с поля и поют, а я знаю, что они ничего не получат. Одни палочки на трудодни. А они поют.
– В деревне у нас люди живут вместе. Одним миром.
– Снится мне сон, это я уже в городе у сына жила. Сон… Что жду смерти, поджидаю. И сыновьям наказываю: «Повезёте меня на наши могилки, хоть пять минут постойте со мной возле родной хаты». И сверху вижу, как сыны меня туда везут…
– Пусть она отравленная, с радиацией, но это моя родина. Нигде мы больше не нужны. Даже птице своё гнездо мило.
17 
