Последние отзывы

  171  

– Антоша, я все равно очень тебя люблю. Но я очень устала, Антоша, очень. Не изводи ты меня сейчас, пожалуйста.

Они возвращались от репетитора, а в школе сегодня последний звонок, на который Антон отказался идти – прогулы полностью замять не удалось, да и мамины проводы-встречи заметили все одноклассники, не было сил терпеть перешептывания за спиной. Ему хотелось остаться одному и молча посидеть в парке, просто закрыть глаза и подумать, но мама совсем озверела. И он ее понимал. И от этого было еще хуже. Потому что тогда, в апреле, он решал только за себя, не сомневаясь, что справится с ситуацией. И теперь, облажавшись перед всеми на свете, просто не имел права голоса. Когда она не орет, а вот так устало просит, становится совсем паршиво. Он неожиданно для самого себя предложил:

– Давай хоть не сразу домой?

Вера подавила язвительное, готовое выскочить «не нагулялся?» – надо было налаживать отношения, в конце концов.

– Давай. В парк пойдем?

Но тут за спиной раздалось странное поскрипывание. Они оглянулись. (Вера машинально взяла сына за руку и чуть отстранила от предполагаемой опасности.) Их нагонял деревянный паровозик, будто сбежавший с детской площадки. В кабине сидел машинист, крутил педали, которые вращали деревянные расписные колеса, зелено-красный вагончик-прицеп с окошками цветного стекла покачивался, явно пустой. Поезд остановился.

– Молодой человек, хотите покататься с девушкой?

– Я не девушка, а мама, – польщенно ответила Вера. В тридцать шесть она выглядела очень молоденькой, сыну была по плечо, так что со спины вполне можно ошибиться. Да и с лица, пока не началась вся эта история… Обычно Вера казалась беззаботной старшей сестрой братишки-раздолбая и только в последние дни помрачнела и осунулась. Но сейчас неожиданно развеселилась, вдруг вспомнила, как лет двенадцать назад точно на таком же паровозике Антошка катался в этом парке, а они с мужем шли рядом и держались за руки.

– Юная мама взрослого сына, не хотите ли прокатиться? – тут же сменил тон машинист.

– Да он же на детей рассчитан, вы чего? – возмутился Антон.

– Молодой человек, у нас всегда дети с родителями катаются, до ста пятидесяти килограммов – запросто. У вас мамочка едва на пятьдесят потянет, так что садитесь, не сомневайтесь.

– Бред какой, я че, маленький?

– Ну, Антооош, давай, а? Давай, а? Смешно же? – На минутку вдруг показалось, что ничего не было, события прошлой недели приснились.

– Побалуйте маму, юноша.

– Дурдом. Поехали.

Невысокий вагончик с деревянными сиденьями лишь слегка крякнул, приняв пассажиров.

…А забора вообще не было, одни кривые ворота, а дальше свалка.

5. Майк и Киска

Катя старалась не смотреть на Майка слишком часто. Вертела головой по сторонам или под ноги глядела, лишь бы не на него. Потому что только дай себе волю – залипнешь, станешь жадным взглядом оглаживать каждую черточку его невероятного лица. Потому что не могло, просто не могло в одном человеке сойтись столько красоты. Чтобы глаза были такие темные и горячие, что когда он во время любви их открывал, взгляд, как самая тайная из ласк, доставал до самого сердца. А губы его, вырезанные из темного дерева, перед самым концом становились ледяными. А хищный нос, а втянутые смуглые щеки, а волосы… нет, кудри… Невозможно словами сказать о его красоте, невозможно даже подумать без того, чтобы не задохнуться, чтобы в груди не зажглось и не запело белое пламя страсти. Но самое главное, нельзя подавать виду, что это творится с тобой, – Майк парень ироничный и осторожный, хотя и прекрасный, как сама любовь, но если заметит, насколько Катя влипла, постарается удержать девочку в рамках здравого смысла. Может, даже реже постарается встречаться. А Катя, если перестанет видеть его дважды в неделю, с ума сойдет, наверное. Всю весну она проходила сама не своя, боясь спугнуть серебряную птицу, опустившуюся ей на плечо в самом начале марта. На дне рождения у подружки кто-то ее тронул, оглянулась – он. Назвался Майком, спросил: «А тебя?», к концу вечера переименовал в Киску. И не было в этом ничего обидного, ясно же – от нежности. По крайней мере к утру стало ясно, когда она, не заснув ни на мгновение, встретила рассвет в его широкой белой постели. Он-то спал, утомленный, но когда Катя попыталась встать, протянул руку и прижал ее растрепанную голову к подушке – «не уходи, Киска», – и было это простое прикосновение самым сладким из всей той сладкой ночи. Так она и попалась.

  171