Последние отзывы

  135  

Я направился к стеклянным дверям, выглянул наружу и обрадовался, увидев Расти и Бадди — вот истинно американские имена, подумал я, — увлеченных беседой с какой–то парой средних лет. Я решил подокучать им и, подойдя ближе, слегка кашлянул. Передо домом простиралась великолепная лужайка, прожекторы трепетно подсвечивали фонтан, превращая его в настоящее произведение искусства. Звук струящейся воды всегда завораживал меня — он казался удивительно уместным в прохладном ночном воздухе. Я опасался, что мое вмешательство в беседу вызовет неприязненные взгляды, но Расти, казалось, обрадовался и поманил меня.

— Матье, вот вы где, рад вас видеть, — сказал он, пожимая мне руку.

— Привет, Расти, Бадди, — сказал я, ожидая, что меня представят паре, нервно переминавшейся рядом.

— Мы говорим о политике, — сказал Расти. — Ты ведь интересуешься политикой, верно?

— О, едва ли, — ответил я. — Стараюсь не ввязываться. Я уже успел выяснить, что стоит мне влезть в текущие события, как они сразу же завлекают меня в свое логово и превращают в своего узника. — Повисла тишина, и я подумал, не оставить ли мне риторику на долю Дороти. — Я привязан лишь к самому себе, — тихо добавил я.

— Ну, мы просто говорили о Маккарти^[102], — сказал Расти, и я застонал.

— А это обязательно? — спросил я. — Мы же не на работе.

— Обязательно, потому что это важно, — твердо сказал Бадди, что меня удивило, поскольку я и не подозревал, что у него вообще есть какие–то политические убеждения. Я бы удивился, узнав, что он знает имя хозяина Белого дома, не говоря уже о сенаторах или конгрессменах от своего штата. — Если мы не начнем действовать сейчас, потом будет слишком поздно.

Я пожал плечами и посмотрел на мужчину и женщину, стоявших слева от меня; они так учтиво поклонились, будто были японцами, или я — королем.

— Джулиус Розенберг^[103], — представился мужчина, протягивая мне руку, и я крепко ее пожал. — Моя жена Этель. — Женщина подалась вперед и поцеловала меня в щеку, что было неожиданно, но этим она мне и понравилась, особенно когда слегка покраснела.

— Рад познакомиться, — сказал я. — Матье Заилль. Я один из продюсеров «Шоу…».

— Мы знаем, кто вы, — тихо сказал мистер Розенберг. Я посмотрел на Расти, который тут же заговорил снова.

— Послушайте, — сказал он, возвращаясь к разговору. — Я вам гарантирую, что к Рождеству Маккарти насадит голову Ачесона^[104] на кол. Образно говоря. — Мы все рассмеялись, ибо подозревали, что при случае сенатор Джозеф Маккарти может обойтись и без метафор. — Ему нужна поддержка. Но вопрос в том, станет ли Трумэн его поддерживать?

— Трумэн вряд ли сумеет поддержать даже свою футбольную команду, — как и следовало ожидать, пробормотал Бадди, но я был не согласен. Я никогда не встречал с президентом Трумэном и ничего о нем не знал, кроме того, что читал в газетах и видел по телевизору, но на меня он производил впечатление честнейшего человека, способного постоять за своих друзей.

— Вспомните Элджера Хисса^[105], — сказал мистер Розенберг, после того, как я высказал свое мнение. — Разве он поддержал Элджера Хисса?

Я пожал плечами:

— Это другое дело. Хисса должен был поддержать Ачесон, Трумэн не имеет к этому отношения.

— Вот потому–то старина Джо теперь может выжать его досуха, — очень низким голосом сказала миссис Розенберг; прозвучало, как из бочки — гораздо ниже, чем у ее мужа, да и всех нас, — и я даже подумал, действительно ли она женщина. Мы замолчали и посмотрели на нее, поскольку она принялась излагать свою версию дела Хисса — длинный и запутанный монолог, который, как я заподозрил, она произносила уже далеко не в первый раз.

Ее версия событий звучала примерно так: Элджер Хисс работал в Госдепартаменте и был недавно осужден за шпионаж — чтобы показать всем, на что способна страна, если возникнет угроза. В Вашингтоне распространилось мнение — об этом говорили все время, — что коммунисты внедрились в самое сердце основных предприятий, корпораций и госслужб страны, включая индустрию развлечений — особенно в индустрию развлечений, — и Джо Маккарти развернул личную кампанию по их разоблачению или, точнее, преследованию безвинных под предлогом «красной угрозы». Этель Розенберг, хоть и не была близка с Хиссом, знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, что единственное преступление, которое он совершил на первом процессе, — лжесвидетельство, но оно привело ко второму обвинению; она была уверена, что крестовый поход Маккарти может уничтожить страну. Разумеется, и она, и ее муж были известными коммунистами — как и следовало ожидать, они сообщили нам об этом в тот вечер, — и я подумал, что их фанатичная ненависть к Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности по сути своей мало чем отличается от маккартизма.

  135