73 
– Томка, Томка, – ласково, как с собакой, говорила Галька, зачекрыживая волосы и демонстрируя при этом обвисшие предплечья – не предплечья, а гамаки.
– Глупая Томка! Это же только ветераны не стареют, и то – душой! А косметологам отдельно платят за комплимент, понимаешь, в чем дело? Не тянешь ты на тридцать лет: все твои сорок пять, и все, что сверху накапало, все видать.
– Неправда! – возмутилась Мара. – Я слежу за собой, со мной недавно в лифте один мужчина хотел познакомиться, вот!
– Слепой, наверное, – предположила злая Галька. – Том, да ты что, правда, что ли, не понимаешь? Конец, сестра! С ярмарки едем!
«Галька потому такая злая, – думала Мара, выскочив из сестриной квартиры, – что ее муж бросил с дитем, а новый мужик не захотел жениться и просто приходил в гости, пока она его не выгнала. А мне Галька завидует – да, завидует, потому что сама не выглядит такой ухоженной. И симпатичной!»
Тут надо сказать, что Мара Михайловна вправду была ухоженной и косметолога посещала исправно, будто по часам. Кроме того, ей отдельно повезло с Кириллом – он принадлежал к редкому числу мужчин, которые в самом деле не замечают, как стареют и меняются их любимые женщины. Они словно не видят, а помнят их внешность такой, какой она была в самом своем буйном цветении. Обидно, что женщины таких мужчин, как правило, не ценят – вот и Мара никогда не слушала, как Кирилл ею восхищается: ей это было скучно и не ко времени. Болбочет, как радио, одно и то же, а она не может уловить сигнал, поймать волну и понять, что именно сообщает ей бывший муж, ныне любовник.
– Эх, Томирида, – сказал однажды с обидой Кирилл, – не ценишь ты меня совершенно, а я ведь ради тебя из семьи ухожу. Каждый день – ухожу!Маре было не до страдальца, она исследовала вопрос – всесторонне, как привыкла и как умела. Вот до чего Мара додумалась однажды, по дороге на работу, разглядывая морщины в обзорном зеркале. Самое обидное не то, что она стареет, а то, что в молодости, когда имела основания не стесняться собственной красоты, она зачем-то прятала ее за пуленепробиваемыми стенами комплексов. Как и другие, собственно, делают. А когда стены удалось сдвинуть с места, выяснилось, что и красота исчезла вместе с ними. И осталась одна уверенность в себе, которая пусть и полезная вещь, но на все про все не годится.
«Сириус» процветал, а Мара мрачнела день ото дня. Ее не лечили ни работа, ни смешные идеи Кирилла – махнуть вдвоем на Мальдивы, обвенчаться, усыновить ребеночка. Она старела по-настоящему, как предупреждали народные мудрости с умными книжками, которых Мара не читала. Она почему-то думала, что будет молодой вечно.
Тут еще сыновья начали взбрыкивать, каждый по-своему. Андрей надумал жениться – в двадцать-то лет! Витька после армии так долго бездельничал, что привык к праздничному образу жизни и решил в нем задержаться настолько долго, как получится. Мать зарабатывала деньги вагонами, зачем ему-то напрягаться? Эх, не сразу Мара поняла, что надо бить в колокола: сынок спился прямо-таки с чемпионской скоростью, и она много месяцев уговаривала его пойти на лечение, а дальше вы знаете, как оно бывает. Несколько спокойных недель, потом – возвращение кошмара, больница, и по кругу. Мара находила у себя уже не отдельные седые волоски, а целые пряди – их приходилось закрашивать чуть не каждые две недели.
Вообще старела она на самом деле до обидного медленно и красиво – будто дерево, ни в какую не желающее облетать листочками, хотя вокруг все давным-давно голые и безжизненные.
– Томирида, никого нет прекраснее тебя, – шептал Кирилл, забыв, что она его не слышит. И не замечает, что он уходит ночевать домой все реже и реже.
Однажды Кирилл прожил у Винтеров целую неделю – Витька как раз был в больнице.Мара не любила, когда сын дома – она и его самого давно не любила, просто волокла по привычке выданный сверху груз. Он же – крест.
Обычно Виктор пил тихо, не орал и не дрался. Единственное, что ему нравилось в таком состоянии делать, – без конца и края разговаривать. У Мары голова шла кругом от его болтовни: она смотрела на красного лысеющего дядьку, слушала заплетыкивающиеся речи и не понимала, что он делает на ее кухне. Куда девался милый кругляш Витяша, кудрявый мальчик, на которого, помнится, оборачивались в умилении прохожие? Как все это сложно, правда, Мара? Куда, интересно, деваются чувства к нашим детям, когда они вырастают и превращаются в самостоятельных чужих людей?
73 
